да еще таких, в коих на каждые десять диремов приходилось девять с половиной [чистого] серебра. Сие тяжеловесное вознаграждение он велел нагрузить на слона и отправить к Аляви на дом. Подарки в тысячу динаров, пятьсот динаров, в десять тысяч динаров, больше или меньше, поэтам, а равно и своим недимам, дебирам и слугам, в поисках предлога [им] что-либо подарить, [тоже] были бесчисленны. В начальную пору [своего царствования] он раздавал гораздо больше, а под конец ветерок стал понемногу остывать. Таков уж закон времени, ничто не остается постоянным, все изменяется.

По милосердию и состраданию эмир [Мас'уд] стоял на такой высоте, что когда однажды он приехал в Газну [и] там обнаружились преступления и провинности, [совершенные] феррашами, он сказал дворцовому хаджибу, что этим феррашам, коих было двадцать человек, надобно, дескать, дать двадцать палок. Хаджиб подумал, что каждому велено дать по двадцать палок, и когда одного начали сечь Бирунхане и нанесли [ему] три удара, [эмир] крикнул: «Я приказал дать каждому по одной палке, да и ту прощаю, не бейте!» Всех отпустили. Это есть высшая ступень /132/ мягкосердечия и великодушия. Столь прекрасны [слова]: «*Прощение — у достоинства его!*»

Когда эмир Махмуд вознамерился пойти из Гургана на Рей и восстановил между братьями эмирами Мас'удом и Мухаммедом необходимое согласие, в тот день для эмира Мухаммеда ко дворцу выкликнули коня эмира хорасанского[369], и он повернул обратно в Нишагар, а эмиры Махмуд и Мас'уд, отец и сын, на другой день потянулись на Рей. Когда же там дела пришли в порядок, и эмир Махмуд принял твердое решение вернуться назад, он одарил сына халатом и изестил его через Бу-л-Хасана Укайли, что, дескать, сыну моему Мухаммеду, как ты слышал, ко дворцу нашему выкликали коня эмира хорасанского, а ты ныне наш наместник и в этой бескрайней области повелеваешь от нашего [имени] неограниченно. Чему ты отдаешь предпочтение, чтобы твоего коня выкликали как коня царя царей[370] или как коня эмира иракского? Услышав эти слова, эмир Мас'уд встал, облобызал землю, затем сел и молвил: «Скажи государю, как [мне], слуге его, суметь отблагодарить за милости, когда ж ежечасно получает все новые награды, которые не успевает прочуствовать. С государей и отцов иного не требуется, как удостоить своих слуг-сыновей добрым именем тогда, когда они появляются на свет. А для сих совершенно обязательно, когда они возмужают[371], нести достохвальную службу, дабы к имени [своему] сделать прибавление. Государь удостоил слугу [своего] прекраснейшим именем, и то [имя] — Мас'уд; и славнее всего, что оно соразмерно с именем государя[372], да пребудет он вечно. Ныне, когда согласно полученному повелению, [слуга его] будет находиться [слишком] далеко, чтобы являться на поклон к государю и лицезреть его, он обязан оставаться при том имени, что у него имеется, дабы добиться к нему прибавлеия. Ежели господь, велик он и всемогущ, захочет, чтобы меня называли теми званиями, то я обрету их во славу могущества государя». Этот ответ он дал в моем, Абдалгаффара, присутствии, и я слышал потом, что когда эти слова передали эмиру Махмуду, тот смутился и тихо удалился, говоря: «Очень прекрасно он сказал, человек приобретает имя доблестью».

В то время, когда эмиры, отец и сын, да будет ими доволен Аллах, /133/ двигались на Рей, несколько человек дворцовых гулямов эмира Махмуда, как-то: Кай-оглан, Арслан и хаджиб Чабек, получившие впоследствии от эмира Мас'уда, да будет им доволен Аллах, звание аджиба, Эмирбача, бывший главным вожаком дворцовых гулямов, и кое-кто из серхенгов и старшин висаков[373] негласно искали сближение [с эмиром Мас'удом], оказывали ему услуги и передавали устные извещения. Был у них и некий престарелый ферраш, который приносил и уносил сообщения. Кое-что об этом дошло до слуха эмира Махмуда, потому что эмир Мухаммед тайно держал людей, чинивших розыски в делах брата, и постоянно чернил его [в глазах] отца.

Однажды, на стоянке под названием Чаштваран, захотел отец устранить сына. В час предзакатной молитвы эмир Мас'уд явился ко двору на поддон, пробыл там немного времени и поехал обратно. Вдогонку за ним прибежал Бу-л-Хасан Кархи и доложил: султан, дескать, говорит, не уходи, погоди в дежурной палатке[374], потому у нас будет пиршество, и мы желаем лично тебя угостить вином, дабы ты удостоился такого благоволения. Эмир сел в дежурной палатке и радовался этой удаче. Тотчас же явился старый ферраш и принес сообщение от тех гулямов: «Господин, будь бдителен, кажется, отец злоумышляет на тебя!» Эмир Мас'уд потихоньку удалился и сразу же послал кого-то к своим предводителям и гулямам: «Будьте настороже, седлайте коней и держите оружие при себе, так велит благоразумие». Они зашевелились, Махмудовы гулямы тоже пустились в разговоры, и волнение охватило весь стан. Немедля об этом известили эмира Махмуда, он растерялся и понял, что дело не пойдет, что может выйти такая беда, что трудно будет ее поправить. Около часа вечерней молитвы он послал к сыну Бу-л-Хасана Укайли с извещением, что у нас-де было желание выпить вина и тебя вином угостить, однако недосуг нам — предстоит решить важные вопросы, [пиршества] не будет. Возвращайся счастливо [к себе], а это дело отложим до Рея. Когда благополучно доберемся туда, ты этой милости удостоишься.

Эмир Мас'уд облобызал землю и удалился, торжествуя. /134/ Сейчас же появился старый ферраш и принес сообщение от гулямов Махмуда: [все], дескать, сошло преблагополучно, а мы уже между собой решили, что коль скоро есть замысел [причинить] эмиру недоброе, то мы подымем мятеж, потому что к нам пристало еще множество гулямов, и все на нас глядят. Эмир ответил любезно, отнесся к ним милостиво, подал много надежд и разговор прекратил. Эмир Махмуд потом несколько раз пил вино как в пути, так и в Рее, и после угощения этого сына вином, так и не открылось, что эмир Мас'уд наедине со слугами и верными своими людьми говорил: наш-де отец злоумышлял, однако господь бог, да славится поминание его, не захотел [того]. По прибытии в Рей эмир Махмуд расположился в Дулабе, на табаристанской дороге, а эмир Мас'уд стал станом в Алиабаде, на казвинской дороге. Между обеими ратями было расстояние в полфарсанга. Стояла сильно жаркая погода, так что старшины и вельможи для дневного отдыха приказали строить сердабе. Построили сердабе и для эмира Мас'уда, весьма приглядное и просторное, и он пребывал в нем с позднего утра до предзакатной молитвы то почивая, то предаваясь удовольствиям и тайно попивая вино, то правя дела. Раз,