был его наследником, и эмир знал, что сын наследует ему на престоле. Подобно тому, как отец держал тайных доносчиков при сыне, точно также и сын имел своих тайных доносчиков при отце из тех же разрядов [людей], которые все, что происходило, доносили. Один из них был личный служитель Нуш-тегин, ближе которого у эмира Махмуда слуги не было; а благородная Хатли, тетка [Мас'уда] сама пеклась о нем.

Итак, об этом помещении с картинками из «Алфийи» весьма потаенно написали эмиру Махмуду и указали: «Пройдя дворец Аднани, есть сад большой, в саду по правую руку есть водоем большой, а на краю водоема по левую руку — то помещение. День и ночь на нем два замка, внизу и наверху, и их открывают тогда, когда туда приходит почивать эмир Мас'уд, а ключи на руках у служителя, которого зовут Бешарет». Когда эмир Махмуд был об этом деле извещен, он в час полуденного отдыха пришел в хергах и рассказал про него личному служителю Нуш-тегину и распорядился: скажи-де такому-то хейльташу, который из наездников был наибыстрейшим наездником и не имел себе равных, чтобы он приготовился, потому что будет послан кое-куда по важному делу. Пусть, мол, едет поскорее, да разузнает об этом помещении; да чтобы про это дело никто не знал. «Слушаю и повинуюсь», — ответил Нуш-тегин. Эмир Махмуд прилег, а тот пошел в свой висак и назначил одного из своих девсуваров с тремя отборными своими конями и наказал ему, чтобы он в шесть суток с половиной домчался до Герата к эмиру Мас'уду, совершенно скрытно, и написал своей рукой эмиру Мас'уду записку, представил положение и сообщил, что-де после этого моего наездника, приедет султанский хейльташ, чтобы осмотреть то помещение. Он приедет через полтора дня по прибытии этого наездника; никого он не будет бояться, пойдет прямо к тому помещению и сломает замки. Пусть же эмир поскорей возьмется за это дело, как признает за лучшее. И девсувар тотчас же поскакал. Затем Нуш-тегин послал кого-то позвать хейльташа, как было велено. Тот явился готовый [ехать]. Эмир проснулся во время между двумя молитвами, сотворил пополуденную молитву, и получил досуг. Он позвал /123/ Нуш-тегина и спросил: «Хейльташ явился?» — «Явился, сидит в палатке». «Принеси бумагу и чернила». Нуш-тегин принес, и эмир своей рукой написал открытую грамоту[345] в таком роде:

«Во имя Аллаха милостивого, милосердого! Повеление Махмуда, сына Себук-тегина, сему хейльташу таково, чтобы доехал он в восемь дней до Герата. Когда приедет туда, то чтобы отправился сразу же ко двору сына моего Мас'уда, никого не боялся бы, обнажил меч и всякому, кто попытался бы его задержать, рубил голову. А также вошел бы внутрь дворца, не взирая на сына, а из дворца Аднани пошел бы в сад. В саду по правую руку есть водоем, а на краю его с левой стороны — помещение; пусть войдет в это помещение и хорошенько осмотрит его стены, каковы они, да глядит тщательно. [Затем] сейчас же удалился бы, ни с кем не разговаривая, и возвратился бы в Газну. А образ действия Кутлуг-тегина, хаджиба Бихишти, состоит в том, чтобы поступать по сему повелению, если ему жизнь дорога. Ежели же он проявит пристрастие, то ему не жить. Всякое содействие, какое нужно оказать хейльташу, пусть окажет, дабы оно вызвало [наше] удовлетворение, по воле Аллаха и с помощью его. Все».

Окончив писать, он вызвал хейльташа, приложил к этой открытой грамоте печать, отдал ему и сказал: «Ты должен в восемь дней доехать до Герата, поступить такого и так-то, выяснить и разузнать все обстоятельства. И дело это держи в тайне». Хейльташ облобызал землю, промолвил: «Слушаюсь и повинуюсь», — и вышел. Личному своему служителю Нуш-тегину эмир сказал, что хейльташу-де надобно из конюшни отпустить резвого коня, да пять тысяч диремов, и Нуш-тегин удалился. На отпуск коня и денег и на отбор лучшего коня ушло время, и провозились целый день, покуда, [наконец], к часу вечерней молитвы все выправили и передали хейльташу, и тот поскакал.

А девсувар Нуш-тегина, как ему было наказано, прибыл в Герат. Эмир Мас'уд /124/ ознакомился с запиской, распорядился, чтобы наездника где-нибудь поместили, и тотчас же приказал позвать гяджгеров[346]. Стены того помещения побелили и выгладили, так что казалось, будто на стенах [никогда] и не было рисунков. Повесили занавесы[347], прибрали и заперли на замки. Никто не знал в чем дело.

Вслед за девсуваром подоспел хейльташ, на восьмой день поздним утром. Эмир Мас'уд сидел в суффе дворца Аднани с недимами, а Кутлуг-тегин Бихишти сидел в дергахе вместе с другими хаджибами, свитой и мертебедарами. Хейльташ подъехал, сошел с коня, обнажил меч, и взял подмышку булаву, а коня оставил. Кутлуг-тегин сейчас же вскочил на ноги и спросил: «В чем дело?» Хейльташ, не отвечая подал ему открытую грамоту и вошел во дворец. Кутлуг-тегин прочитал грамоту, вручил ее эмиру Мас'уду и спросил, как следует поступить. «Надобно исполнить повеление, каково бы оно ни было», — ответил эмир. Во дворце поднялась суматоха. Хейльташ прошел до двери того помещения, пустил в ход булаву, сломал оба замка, отворил дверь и вошел. Он увидел чисто выбеленное помещение с гладкими [стенами] и развешанными занавесами. [Хейльташ] вышел.

[Потом] он облобызал землю перед эмиром Мас'удом и молвил: «Слугам нет иного выхода, как исполнять приказания. Это неприличие я совершил по повелению эмира Махмуда. Мне дан приказ тотчас же возвратиться обратно, как только я осмотрю помещение. Я еду теперь же». — «Ты приехал вовремя и исполнил повеление султана, [моего] отца, — ответил эмир Мас'уд, — а теперь по нашему приказанию побудь здесь еще день, ибо, может статься, тебе помещение показали не то. Пусть покажут тебе все дворцы и помещения». — «Слушаюсь и повинуюсь, — сказал тот, — хотя мне такого распоряжения не давали». Эмир сел верхом и уехал. В двух фарсангах [от города] есть сад, который называют Билаб[348], место трудно доступное, там у него с челядинцами была усадьба. Он приказал, чтобы дворцовые люди все перешли туда и не показывались. Гарем и /125/ гулямы уехали. Затем Кутлуг-тегин Бихишти, мушриф и начальник почты провели хейльташа повсем дворцам и показали ему каждое помещение отдельно, пока не осмотрели все. Было установлено, что нет ни одного помещения такого рода, как донесли [эмиру Махмуду]. Потом написали письмо, изобразив это дело, и выдав хейльташу десять тысяч диремов, отправили обратно, а эмир Мас'уд возвратился в город. Когда же