– Да, – рявкнул он в трубку. – Что? Да еду я, еду. Уже машину завожу… – Миша встал. Глотнул молока. – Да ты что? Тогда рой на него инфу. Я буду скоро.

На этом он диалог закончил и сунул телефон в карман джинсов.

– Отпечаток пальца на снимке нашли, – сказал он. – Идентифицировали. Принадлежит одному уголовнику. Федору Колесникову.

– Значит, не Леша убийца? Это радует, мне он нравился всегда.

– Не факт. Благодаря желтой прессе теперь об убийце с фотоаппаратом вся Москва гудит. Вполне возможно, у него нашелся подражатель.

Миша наклонился и чмокнул Элену в щеку.

– Побежал!

И унесся, на ходу одеваясь.

Она смотрела на фото, где мама и ее новоиспеченный муж протягивали ей блюдце с тортом. Они оба его держали. Он левой рукой, она правой…

Алиса, поднявшись на носочки, тянулась к нему, растопырив обе ладошки.

Все трое улыбались.

Настоящая семейная идиллия.

– Ты в порядке? – услышала Алиса голос Глеба.

Она кивнула. Хотя хотелось повернуться к нему резко и заорать – какой, к черту, порядок? Я смотрю на фото, где моя мама прижимается плечом к человеку, который через каких-то полчаса ее задушит!

– Эту фату она шила сама, так же как и платье, – прошептала Алиса. – Бабушка говорила: дочка, сейчас такие красивые свадебные уборы для невест. Купи… Но не было таких, чтоб с длинной фатой, тогда было немодно. А он хотел, чтоб именно такая… До пола… Чтоб удобнее было душить?

Ноги подогнулись. Глеб подхватил Алису, крикнул Ринату:

– Принесите воды, пожалуйста.

Ее усадили. Дали попить. Потом сунули под нос что-то вонючее.

– Не надо, – отмахнулась она. – Я не собираюсь терять сознание…

– Ты уже его потеряла, пусть и на пару секунд. – Это говорил Васко. Он сел рядом, взял ее руку в свою пухлую теплую ладонь, и стало немного спокойнее.

– Я вспомнила, как его звали. Федором. Я никак не называла его, потому что ему не нравилось сокращенное – Федя, а Федор я не могла выговорить из-за «р». А еще мне казалось странным, что взрослый человек и мальчик из любимого мультфильма – оба дяди Федоры.

– Никогда бы, глядя на него, не подумал, что передо мной убийца, – сказал Оскар. Он тоже приехал с остальными. – Такое добродушное лицо. Или оно только на фото такое?

– Нет, в жизни тоже, – ответил ему Ринат. – Если бы он был артистом, то играл бы деревенских простачков. Таких, что и мухи не обидят.

– Может, не он?

– Как же не он, если было чистосердечное? А по внешности не суди. Многие преступники – чистые ангелы на первый взгляд.

– Да это понятно…

– А что с ним стало? – обратился к Ринату Васко.

– Да не знаю я ничего! Видел, как его под стражу заключали, – и все. Посадили, наверное.

– Или в дурку упекли, – предположил Оскар. – У нормальных людей просто так крыша не съезжает.

– Моя бабушка наверняка знала, – вступила в разговор Алиса. – Но все долгие годы хранила тайну маминой смерти.

– Тебя оберегала. – Ринат прошел к книжному шкафу, отодвинул несколько томов Большой советской энциклопедии и вытащил из-за них бутылку коньяка. – Заначка, – пояснил он. – И бабушка твоя, и память – не зря они от тебя то страшное событие сокрыли.

Ринат показал Васко бутылку. Тот согласно кивнул. И хозяин дома достал из второго шкафа, посудного (стенка была советской, а в ней хрусталь да чешское стекло – шик брежневских времен), стопочки с чертенятами. Они были помещены внутрь них. Открутив крышку, Ринат плеснул коньяк сначала в одну стопку, затем в другую, топя чертей.

Алиса перебрала все фотографии, что имелись. Затем попросила:

– А можно посмотреть пленку?

– Можно. У меня и аппарат есть, чтоб кадры увеличить. Минутку.

Быстро чокнувшись с Васко и выпив, он вернулся к стенке и принялся рыться на антресолях.

Спустя десять минут они смотрели фотографии, увеличенные до размера настенных картин – пленку Ринат заправил к устройство, напоминающее проектор для диафильмов. У нее был такой в детстве. Бабушка показывала ей по нему сказки.

Кадры мелькали, сменяя друг друга. Почти на всех была и она, Алиса. Как правило, немного недовольная. С нее так и не сняли платье из ацетата, и ей было не по себе. Девочка лезла не в кадр, а тянулась к маме. Порой мешая ей фотографироваться…

Неужели чувствовала, что вскоре их разлучит смерть?

– Вот последний «живой» снимок, – сказал Ринат, указав на фото невесты с охапкой цветов. – Мы пошли в соседний, пустующий, зал, чтобы сделать его. Потом я решил, что надо их с дочей и мамой запечатлеть. Три поколения сразу. Оставил фотоаппарат и вернулся в зал. Ни бабки, ни ее внучки найти не мог. Отыскал в туалете – девочка… – Он указал на Алису. – Ты, то есть, коленку разбила. Бабушка с нее кровь смывала. Я сказал вам, чтоб шли во второй зал фотографироваться. Вернулся минут через десять, застал невесту, как я думал, спящей… Дальше вы знаете.

– Тут пять фотографий мертвой мамы, – сказала Алиса. – Зачем вы столько сделали?

– Моя – только последняя.

– А остальные?

– Не знаю. Сам удивился, когда пленку проявил. За портретом с цветами должен был следовать тот, который вы видели распечатанным еще в кабинете Оскара. Я решил, что кто-то из детей (не одна Алиса на свадьбе присутствовала) забежал да схулиганил, нажал на кнопочку фотоаппарата.

– Нет, их сделал убийца! – воскликнул Васко.

– Дядя Федор? Да брось!

– Слушайте, ребята, мне это все не нравится.

– Мне тоже, – тихо проговорила Алиса. – Потому что я видела дядю Федора недавно. И знаете, где? У подъезда Коко. В день ее смерти.

Мужчины переглянулись.

Первым телефон достал Оскар.

– Я звоню Сергееву, – бросил он, пробежавшись большим пальцем по экрану.

Блюдо с дымящимся карпом было вынуто из духовки и поставлено на плиту. Рыба, кроме своего естественного запаха, источала ароматы жареного лука и свежего укропа. Дэн, уловив их, зажмурился.

– Перфекто, – пробормотал он.

– Чего-чего? – переспросил дед, сняв с рук термостойкие рукавицы.

– Это по-итальянски означает «идеально», – разъяснил старику Дэн. О том, что он узнал об этом только сегодня, конечно же, умолчал.

– Ишь че… – хмыкнул тот. – Но не перфекто! Дымком не пахнет. – И добавил еще немного укропа.

– Дед, я так рад! – Дэн вскочил и обнял старика. – Ты не представляешь…