— Почему ты спрашиваешь? — Удивленно поворачиваю к ней голову.

Она пожимает плечами.

— Просто интересно.

Мне все равно кажется, что ее вопрос с каким-то подвохом, но тем не менее я начинаю рассказывать. Это один из немногих наших нормальных диалогов с Морозовой. Не хочу его портить.

— Да обычно жил. Ну, в первом классе я уже умел читать и писать, поэтому в школе было легко, и я смог больше времени уделять каратэ. Оно всегда было моей страстью. Меня отвел на этот спорт отец за компанию со многими другими сыновьями своих друзей, но все они со временем бросили каратэ, а я нет.

Когда я был во втором классе, отец ушел из семьи. Я не знаю, переживала ли мама, она никогда мне не показывала. Но я переживал его уход сильно. Каждый раз, когда в доме звонил телефон, я несся к нему с криками, что это папа. И каждый раз это оказывался не он. А потом однажды я уже перестал подбегать. С тех пор этого человека для меня больше не существует.

Потом со временем у мамы стали появляться другие мужчины. Я относился к ним безразлично. Просто решил для себя, что если она снова выйдет замуж и родит, то мне будет все равно. Я никогда не называл никого из них папой. Просто не мог больше произносить это слово. Оно перестало для меня существовать вместе с моим отцом.

Но с мужчинами маме как-то не везло, а терпеть кого попало возле себя она не хотела. Всегда говорила, что лучше быть одной, чем вместе с кем попало. Несколько лет назад она уехала работать в Москву, ну и встретила тут твоего отца. Мне всегда было на это по фиг до того момента, как она не стала настаивать, чтобы я переехал в Москву. Она переживала из-за того, что я остался не только без отца, но и без матери. Вот только она не понимала, что мне уже не 8 лет, и ее отъезд был вынужденным, она никого не бросала. К тому же звонила каждый день и часто приезжала.

В общем, она полгода промывала мне мозг. Хотела, чтобы я приехал с начала учебного года, но я отказывался. Не хотел менять школу в выпускной год и бросать друзей, с которыми проучился почти 11 лет. А потом я все-таки подумал, что к ЕГЭ в Москве готовят скорее всего лучше, чем у нас, и только ради учебы согласился.

— Мне кажется, ты сам кого угодно к ЕГЭ подготовишь. Ты же по всем предметам лучший. — Кристина по-доброму улыбается.

— Приму это за комплимент от тебя, — я возвращаю ей улыбку. — Ну, когда я сюда ехал, я-то не знал, что особо новых знаний тут не получу. Мама расписала мне вашу школу, как какой-то Хогвартс. А оказалось, что я отстаю только по английскому. И то, благодаря новому репетитору, этот отрыв становится все меньше и меньше.

Кристина мгновение молчит, а потом спрашивает:

— Значит, ты жалеешь, что приехал?

Хороший вопрос. Хотел бы я сам знать на него ответ.

— Не знаю, Кристин. Наверное, я мог бы сказать, что жалею, если бы не одно событие.

— Какое?

— Те придурки у дома репетитора, которые напали на тебя. Ведь если бы я не приехал в Москву, ты бы тогда одна шла. И неизвестно, что могло бы с тобой случиться.

Кристина застыла. Она явно не ожидала услышать от меня это. Да я и сам не ожидал, что скажу. Мы молчим, просто смотря друг другу в лицо. Секунды идут, и неожиданно Кристина подается вперед и обнимает меня.

Я удивлен, но с радостью обнимаю ее в ответ. Она опускается носом мне в шею, я же спешу вдохнуть запах ее волос.

— Максим, спасибо тебе, — тихо шепчет. — Правда, спасибо.

— Не за что. — Так же тихо отвечаю. Ее близость пьянит, сердце бешено стучит, а по крови разливается адреналин. И у меня снова вырываются слова, которые я уже говорил ей тогда в такси. — С тобой никогда ничего не случится, пока я рядом.

Я тут же прикусываю язык. Жду, что сейчас она от меня отстранится, ответит что-нибудь колкое. Но она лишь шепчет.

— Я знаю, Максим. Всегда знала.

Меня удивляют слова «всегда знала», но я не придаю им особого внимания. Видимо, она слишком расчувствовалась.

Мы сидим так еще с минуту, пока плед не соскальзывает на пол беседки, возвращая нас к реальности.

Глава 32. Главный подарок

Эта неделя в школе — последняя перед зимними каникулами, поэтому большинство учеников и учителей уже на расслабоне. В субботу Оля уезжает в Питер, и мы с ней увидимся уже только в следующем году.

Но в эту последнюю неделю мы с ней общаемся больше, чем обычно. На переменах часто ходим вместе на уроки, если кабинет еще оказывается закрыт, то вместе садимся на диванчики на этаже и ждем, когда откроют. Только обедаем по-прежнему по отдельности: она со своей компанией, а я со своей.

Егор тоже стал немного общаться с Олей. Я заметил, что он теперь каждое утро с ней здоровается. Иногда, когда мы разговариваем с ней на перемене, он к нам подходит. Егор очень легок в общении, умеет вовремя пошутить, поэтому чувства неловкости никто не испытывает.

Алене и Сереже на все это по фиг. Вика хоть и ходит в школу с первого дня, но все равно по ней видно, что она не до конца отошла. Медленно на все реагирует и почти ни с кем не разговаривает. А вот Кристина каждый раз при виде меня с Олей бесится. Она старается не показывать, но я все равно замечаю ее злость. Я бы даже, наверное, мог подумать, что она ревнует, если бы не знал, как она на самом деле ко мне безразлична.

Ночь воскресенья в беседке была волшебной, но, увы, скоротечной. С утра понедельника, когда я за завтраком в присутствии Кристины разговаривал по телефону с Олей, отношение Морозовой ко мне вернулось на круги своя. Надменность, презрение и вот это все. Хотя вроде ничего такого я с Олей не обсуждал. Она попросила объяснить ей на перемене решение одной задачи по геометрии, и я согласился.

С Олей мы наши отношения еще не обсуждали, но оба понимаем, к чему все идет. Частое общение в школе, регулярные переписки по вечерам, а иногда и созвоны. Мы с ней договорились встретиться в январе в последний день каникул