Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он же знает слово «нет»?
— Теперь моя очередь. Какая женщина вас так обидела, что вы теперь не хотите жениться?
— У нас что, сеанс психотерапии?! — вспылил Паша.
— Заметьте: не я предложила эту игру.
— С чего ты взяла, что меня кто-то обидел?
— Это вопрос, а не ответ.
— Меня никто не обижал. Ты заблуждаешься.
— Значит, вы соврали в первый раз, сказав, что не голубой.
— А что, просто так мужчина не может не хотеть жениться?! Потому что хочет свободы от обязательств, устал от женских тупых истерик?! — говорил Паша и чувствовал, как закапывает себя глубже с каждым новым словом.
— Вообще-то, нет, хотя сейчас не моя очередь отвечать. Но ничего, я зачту в счет будущего, — прижала его к виртуальной стене эта мелкая пичужка. — Если вы хотите избавиться от обязательств и тупых истерик, значит вы где-то с ними уже встречались.
Она говорила спокойно и ровно, и Паша действительно чувствовал себя как на приеме у мозгоправа.
— Все женщины начинают выносить мозг рано или поздно, — взял он себя в руки. Да, он предложил правила. Но решение играть по ним приняла она. Если ей так хочется услышать правду, пусть слушает. Если не хочешь услышать то, что не хочешь знать, не задавать вопрос, на который тебе так могут ответить. — Я расстаюсь с женщинами, как только они начинают качать права.
— Угу, — Дарья кивнула, будто получила подтверждение своей гипотезы. — То есть как только она перестает послушно выполнять все ваши требования и хотелки и просит что-то для себя.
Поляков хотел возразить, но она продолжила:
— И поскольку вы так любезно подарили мне право внеочередного вопроса, — продолжила она, и Паше было нечего возразить. Ведь он точно так же украл у нее первый вопрос. — Чего вы на самом деле хотите от меня?
— Я хочу тебя, — признание далось Паше легко и не встретило никаких внутренних возражений.
Хотел. Да. Сильно. Именно ее. Черт его знает, почему, и чем она его зацепила, но у Кощея с момента расставания с «Зайкой» ни разу не возникло желания набрать кого-то из «листа ожидания».
Дарья немного отодвинулась и повернулась к нему корпусом, удерживая перед собой креманку будто щит.
— Не нужно мне рассказывать, что вам больше не с кем заняться сексом, — усмехнулась она и медленно, с чувством, толком, расстановкой облизала ложку и снова погрузила ее в десерт. — И красивее наверняка. Почему именно я?
Паша потер пальцем переносицу от скрипа шестеренок в мозгу.
С одной стороны, Полякова задевал тот факт, что его приравняли к махровому эгоисту. Всё же быть в глазах девушки Прекрасным Принцем приятнее, чем Махровым Эгоистом. Но, с другой стороны, в этом случае не нужно изображать из себя Прекрасного Принца, тратить на это силы и энергию. Нервы, опять же.
Если вдуматься, с «кисками» отношения строились по тому же принципу. Просто никто не говорил правду вслух. Все делали вид, что всё в шоколаде. Они — в надежде, а вдруг повезет, и они его захомутают, — не дурак же Поляков, чтобы верить в их любовь с первого тыка. Паша же — в надежде, что они поймут безнадежность своих притязаний как можно позже. Всё заканчивалось тогда, когда кому-то надоедало играть.
А если не играть?
Дарья же не бежит от него такого, задрав юбку для скорости? Хотя изначально представляет, с кем имеет дело. Может, и не так всё плохо.
Интересно, как далеко простираются ее границы принятия правды?
— Ты пробуждает во мне желание попробовать новое. То, что я никогда раньше не делал.
Дарья поставила мороженное на стол и сложили руки на колени.
— Я не люблю боль. В любом виде. И в тройничках не участвую. Никаких.
На секунду у Паши мелькнула мысль, что сейчас их разговор похож на разговор с элитной проституткой — у обычной кто будет слушать, чего она хочет? Но даже эта мысль почему-то подстегнула в нем… Что-то не самое светлое, из того, что в нем было. Дарья вообще будила… темное. То, что было затолкнуто в дальний-дальний пыльный угол, куда никто не заглядывает. А оно, оказывается, сидело там и ждало. Дашу.
— Я не буду тебе делать больно. Я хочу тебя связать. Ты боишься наручников?
Она склонила голову на бок, будто задумалась.
Но Пашу несло. Будто кто-то открыл кран и выбросил барашек.
— Обещаю, что не причиню тебе боли. Но я хочу — так. С тобой, — он взял Дашину маленькую ладошку и в свои грубые лапищи. — Хочу завязать тебе глаза. Хочу пристегнуть наручниками к кровати. Хочу вылизать тебя всю. Чтобы ты стонала от удовольствия, но сопротивлялась. Я очень сильно этого хочу.
В голове звенело от эйфории. Он просто сказал это, а ему так захорошело, будто он уже дважды кончил.
Даша с непроницаемым лицом смотрела ему в глаза.
— Ты довольна ответом? Я могу задать свой вопрос?
Она кивнула.
— Ты не питаешь иллюзий на мой счет. Ты знаешь, что я — извращенец, раздолбай и прижимистый эгоист. И всё же готова разделить со мной постель. Почему?
Она улыбнулась и потянулась к его уху:
— Паша, ты знаешь, — произнесла она так интимно, что в штанах сразу потяжелело. — Мне нравится твоя идея. Поехали?
В этот миг Поляков как никогда осознал: выигрыш — не главное. Вот именно теперь вопрос: «Почему я?» встал так остро, что было больно сидеть.
— Может, вторая попытка? — попытался предложить Кощей.
— Проигрывать нужно уметь, — глубоко вздохнув, заявила Дарья. — Или мы сначала должны отыграть обязательную программу? — она мотнула головой на танцполе.
Не в последний раз же. Он еще вернется к этому разговору.
— Ну, если вы больше ничего не хотите…
— А мороженое у тебя есть?
Она смотрела таким взглядом, будто Паша был Дедом Морозом, а ее родители на подарок деньги не сдали.
И «ты» ей удавалось так естественно и органично, так правильно и комфортно, что Кощей решил пока забыть, что она не захотела отвечать на очень простой вопрос. Даже несмотря на то, что он — ответил.
Ладно. Может же, в конце концов, девушка в ее возрасте просто быть стеснительной? Даже если строит из себя крутую.
Не слишком богатый и еще менее приятный опыт общения Паши с женскими особями подсказывал, что обычно где остро, там и больно. В смысле, иглы отрастают не сами по себе. И не от большой любви к жизни и доверия к окружающим.
Наверное, на этой мысли Кощей должен был остановиться и отвезти Дарью домой. Но не остановился.
Черт!
Да у него руки тряслись от предвкушения! Какое «домой»?! Только вперед!