с моего разрешения посидел за рулем и сошел на землю с видом человека, только что побывавшего на небесах.

— Владимир Антонович, компаньоны доверили мне окончательное решение, — сообщил он мне, — и вот вам моё слово: мы согласны. Надо будет определить, какие детали вам будут потребны, и уже сейчас приниматься строить заводы.

— Только учтите, Иван Платонович, что первичную переработку сырья делать лучше всего там, где происходит его добыча. Чтобы везти для обработки, скажем, не медную руду, а уже готовую медь в слитках.

— Ну, Владимир Антонович, с этим уж как-нибудь сладим. Чай, не лаптем щи хлебаем, и слова умные нам тоже ведомы. Логистика!

С этими словами купец воздел к небу указательный палец и, рассмеявшись, принялся прощаться.

В местных «Ведомостях» вышла большая статья с фотографиями. Полагаю, все те, кто не побывал на ипподроме, скупили по экземпляру. Сразу на ум пришли цветные глянцевые плакаты. Я отметил себе: надо заглянуть в типографию. Вдруг имеется возможность заказать глянец? Пусть и черно-белый, но качественный и большого формата. Сколько тысяч подростков, а то и молодых людей захотят украсить комнату изображением «Молнии» вместо натюрмортов и пейзажей? Да чем чёрт не шутит, могут и девицы увлечься этакой красой. Госпожа Анастасия Клейст живой тому пример!

Но этим дело не ограничилось. Уже в среду прискакал Игнатьев-младший, притащив с собой номера «Санкт-Петербургских ведомостей», «Московских ведомостей» и всяких прочих новостных листков из разных губерний. И везде, в каждом была перепечатана статья нашего журналиста.

— Что, Федор Иванович, ваш редактор, поди, шампанским до икоты упился?

— Не, наш редактор по мелочам не разменивается. Он по коньячку ударяет, вот уже третий день как.

— Понятно, спасать надо человека. Но премию-то хоть выдал?

— А то как же! И ждет меня дальняя дорога на Императорскую гонку. Буду освещать её прохождение для тамбовских обывателей. И поэтому сразу хочу напроситься к вам в компанию, чтобы совместно ехать в Питер. И дорога будет веселее, и я какой-никакой материал соберу.

— Отчего же нет! Ваша компания вполне устраивает и меня и, склонен думать, моего механика.

— Тогда сообщите мне, на каком поезде вы решите отправиться, чтобы я заказал билеты на него же.

— Разумеется.

Весь май был занят хлопотами. Нужно было направить письмо в комитет, организующий гонку и, кстати, внести приличного размера взнос. Нужно было еще на раз перебрать «Молнию», заказать билеты на поезд и, непременно, оплатить перевозку мобилей. Нынче с нами ехало целых три аппарата: две молнии, первая и вторая, и большой фургон. Фургон был нужен для перевозки как раз второй «Молнии». Мне не хотелось прежде времени демонстрировать мобиль зевакам или, тем паче, провоцировать заторы на нашем пути. Собственно говоря, её изначально, еще у нас в доме, закатили в этот фургон и как следует закрепили. В фургоне и грузили на железнодорожную платформу.

Нас провожали с цветами. Как-то не рискнули ни «Успех», ни «Скорость» выступать на Императорских гонках. «Успех» и вовсе зачах, и я не был уверен, что он сможет протянуть еще хоть сколь-нибудь продолжительное время.

Под звуки бравурного марша мы вошли в вагон, приветственно размахивая руками. Мы — это я и Клейст. Анастасия Платоновна нынче, к великому своему сожалению, осталась в Тамбове. Слишком уж большой срок беременности у неё был, слишком уж много рисков для подобного путешествия. Да и доктор Кацнельсон ей категорически запретил поездки. Фёдор Игнатьев запрыгнул на подножку в последний момент. Он раздобыл где-то компактную фотокамеру, дюжину катушек плёнки, распрощался со своим деревянным чудовищем на тяжеленном штативе и до самого звонка дежурного по станции делал репортажные снимки.

Наконец, поезд тронулся. Усатый проводник принес чаю в ностальгических стаканах с подстаканниками и баранок. Из соседнего купе кто-то из восторженных почитателей прислал дюжину недурного шампанского. Половина купе было завалено цветами. Складывалось такое ощущение, что мы уже победили, несмотря на то, что не успели даже добраться до старта.

Шампанского мне не хотелось. Без особого настроения похлебал чаю, да и присел в углу перед окном. На душе было муторно. Клейст, видя моё состояние, под благовидным предлогом ушел в купе к Игнатьеву, оставив меня наедине с самим собой. А я принялся вспоминать вчерашний вечер.

Накануне меня зазвала в гости баронесса. На этот раз мой визит не был прикрыт даже фиговым листочком камерной вечеринки. Вот так, просто и беззастенчиво. Даже известную всему Тамбову «Эмилию» Александра не велела перегнать на задний двор во избежание сплетен. Не то, чтобы это меня насторожило, но некое душевное беспокойство всё же возникло.

Разумеется, все, интересующиеся личной жизнью высшего тамбовского света, прекрасно знали, кто и к кому совершает поздние визиты. Знали и то, для чего эти визиты делаются. И хотя баронесса Сердобина была много предусмотрительней помещицы Томилиной и не оповещала окрестных обывателей о степени своего удовлетворения, от слухов это не спасало. Но одно дело, когда женщина, пусть и вдова, соблюдает внешние приличия, и совсем другое, когда она решает на эти приличия начхать.

После лёгкого ужина, призванного, скорее, распалить страсть игривой беседой, нежели напитать едоков, мы, как это бывало и раньше, переместились в опочивальню. На высоте были оба. За несколько месяцев наших регулярных встреч Александра многому научилась и обрела вкус к любовной игре, проявляя подчас немалую изобретательность. И вот, насытившись полностью и бесстыдно раскинувшись на простынях, она сказала:

— Вольдемар, возьми меня с собой.

У меня эти слова сразу же включили интенсивную мозговую деятельность. Сердобина, если захочет посмотреть на гонки, может поехать и самостоятельно, денег у неё хватает. Значит, она хочет для всех окружающих выглядеть именно что моей спутницей. А зачем ей это нужно? Очевидно, она имеет на меня некие виды. В столицах же полно незамужних дочерей знатных родов. Я, в статусе почти что князя, выгляжу для них всех весьма привлекательной кандидатурой: без малого знатен, без малого богат, весьма известен благодаря последним газетным публикациям и ещё далеко не стар. Но если рядом со мной будет привезенная из Тамбова женщина, это сразу перекроет им все надежды на даже попытку. Ни одна и близко не подойдет. Иначе говоря, баронесса хочет, чтобы её воспринимали именно как мою избранницу. А следующим ходом будет апеллирование к мнению света, и вот уже я, коли не сделаю предложения, окажусь подлецом, негодяем и распутником. Причем, эта апелляция может последовать и с некоторой отсрочкой. В тот самый момент, когда баронессе это будет выгодно.

Я повернулся к