– Гемелла я удаляю из преемников и, когда придет время, воздам ему по заслугам. Но для стабильности империи необходима понятная и законная преемственность. Через тебя, Друзилла, моим наследником станет Лепид, и если я умру здесь, на этом ложе, меня заменит человек, которому я всегда доверял.

Лепид. Ну конечно же! Вот почему в завещании должна быть Друзилла, а не я. Наш старинный друг был для Германика почти как родной сын, а кроме того, в нем течет кровь Юлиев, ведь он приходился правнуком Августу. Несогласных и недовольных не будет, власть перейдет к новому императору без потрясений.

– Если я умру сегодня или завтра, новое завещание гарантирует, что Гемелл не получит ничего, а все мои сестры окажутся в безопасности.

Друзилла нагнулась и поцеловала Калигулу в лоб:

– Гай, это бремя, которое я с готовностью принимаю, но как только ты поправишься, я верну его тебе.

Я тоже кивнула и заключила:

– Хорошо. Теперь тебе нужно отдохнуть, чтобы побыстрее выздороветь. Но… как ты поступишь с Макроном и Силаном?

Брат помрачнел:

– Как быть с Силаном, я еще подумаю. Он мой тесть и друг, и у меня в голове не укладывается, что он участвовал в заговоре. А что касается Макрона… Флакк перебрался в Сирию, а его бывший пост никем не занят, так что сделаю-ка я Макрона префектом Египта.

Я заморгала:

– Что?!

Калигула направил на меня жесткий, почти хищный взгляд, и лишь тогда я поняла, как сильно взбешен брат.

– Здесь, в Риме, Макрон окружен людьми, готовыми выполнить любой его приказ. Как только он станет префектом Египта, то окажется в одиночестве. Трудно убить льва, пока тот в своем прайде. Мы отделим его от прайда, а потом начнем на него охоту.

Выздоровление Калигулы – дело божественного провидения. То, что последовало затем, было рождено местью – детищем багровой тьмы.

Я хлопотала с утра до ночи – через два дня Друзилла выходила замуж за Лепида, и это скрепит узы, возникшие между ними еще в детстве. Нужно было столько всего сделать, продумать, подготовить. Учитывая обстоятельства, мы предполагали, что церемония пройдет без большого шума в довольно узком семейном кругу. Тем не менее Лепид хотел устроить для Друзиллы лучшую свадьбу в мире. Моя застарелая ревность вновь подняла голову. Я старалась не слушать ее ядовитые речи, но у меня не получалось. Обычно организация любой свадьбы – исключительное право отцов. Они решают, какими будут церемония или банкет – да и будут ли вообще. Мнение невесты никого не интересует, ее удел быть купленной и проданной. Только не в случае Друзиллы. Она получала все, чего желала, столь велика была любовь Лепида к ней и столь нежно относился к ней наш брат.

Моя свадьба была лишь частью той тройной церемонии, с помощью которой император Тиберий хотел продемонстрировать породистость своего стада. Гоня от себя воспоминания и нелестные сравнения, я, как могла, помогала сделать вторую свадьбу Друзиллы незабываемым событием. Не так уж часто нам, женщинам, удается выйти замуж по любви.

Помню, что я спорила со швеей о том, чем подбивать подол моей столы, когда привратник прибежал ко мне с сообщением, что у нашего порога император. У любой римской матроны сердце остановилось бы при подобном известии, но я лишь отмахнулась от привратника и велела передать моему брату, что скоро подойду. Закончив наше со швеей обсуждение, я поднялась и направилась к входной двери.

За ней меня ждал Калигула в окружении свиты. Обычай требовал, чтобы даже такое небольшое расстояние брат преодолевал исключительно в паланкине или в повозке – в конце концов, он ведь император. Но не за сидение в повозках получил он свое прозвище Сапожок. Стоящий перед домом в простой белой тоге, Гай легко сошел бы за сенатора или обычного горожанина – и только ликторы, застывшие позади него двумя шеренгами по шесть человек в каждой, указывали на его ранг. А точнее, ликторы и телохранители.

Я не ожидала увидеть телохранителей-германцев. Одетые в грубые туники из некрашеной шерсти и накидки из меха поверх кольчуг, они были вооружены тяжелыми, совсем не римскими мечами и щитами из потемневших досок. Их бороды вызывали во мне глубокое отвращение. Ни одного преторианца не было рядом с императором. Очевидно, Калигула старательно ограждал себя от их присутствия. И это понятно, ведь он чуть не погиб от рук их префекта.

Спустя месяц после отравления Гай был все еще худ, бледен и быстро уставал. Аппетит так и не вернулся к нему, а в вино он добавлял меньше воды, чем следовало бы. Но нужно было радоваться уже тому, что он в состоянии ходить, и с каждым днем его здоровье крепло. Наш новый любимый лекарь-иудей заверил нас, что к Сатурналиям император полностью оправится. Как показало время, лекарь не ошибся – во всяком случае, в том, что касалось физического состояния Калигулы.

Так или иначе, в то утро мне показалось, что он более энергичен, чем в предыдущие дни. Однако то была не позитивная энергия. Во взгляде его сверкал гнев, хмуро сведенные брови обещали кому-то большие неприятности. Подходя к нему, я заметила неподалеку его крытую повозку:

– Гай, доброе утро.

– Сестра, приветствую тебя. Прошу тебя поехать со мной. Есть у меня пара небольших дел. Твой муж дома?

Я тряхнула головой:

– Он еще рано утром ушел в термы освежиться перед трудным днем. Сегодня у него встреча с управляющими курьерской службы.

Брат кивнул. Он сам назначил Виниция претором и поставил во главе имперской курьерской службы и системы правительственных сообщений. В последнее время из горных районов стали приходить известия о разбойничьих нападениях на курьеров и о том, что послания не всегда достигают адресата. Виниций был решительно настроен разобраться с этими разбойниками. Нельзя же допустить, чтобы пострадала его репутация!

– Ливилла, тогда соберись с духом, и поехали.

С этими словами он развернулся и двинулся к повозке, а я засеменила за ним.

– Куда мы едем? – хотела я знать.

– Надо расплатиться с кое-какими долгами. Сегодня новый префект Египта отплывает в свою провинцию.

У меня замерло сердце. Я поняла, что нам предстоит. Макрон всячески оттягивал свой отъезд. Покинуть Рим означало оставить на произвол судьбы те заговоры, в которых он, возможно, участвовал, и расстаться с любыми надеждами на влияние при дворе. Но откладывать до бесконечности он не мог, и в конце концов император настоял на том, чтобы корабль был готов к отплытию сегодня. Получается, Макрона арестуют до того, как он взойдет на борт. Как я уже говорила, брат всегда возвращал долги.

– Гай, нам необязательно там быть, – задрожав, засомневалась я. – На самом деле тебе вообще лучше не ехать. Ты еще слаб…

– Нет, теперь я силен. Может, на вид я бледен и худ, но не сомневайся: я еще никогда не был так силен, как сейчас. И более уже не буду слабым. Ни-ко-гда. Ни перед кем.