Мне страшно ехать домой. Так и тянет вернуться к доктору Колману и во всем признаться. Объяснить, что я ломаю запястье не потому, что такой неуклюжий, а потому что отец – жестокий, безжалостный человек… Конечно, я так не поступлю. Никому ничего не расскажу. Никогда. Я знаю, что отец ведет себя неправильно, но не хочу разрушать семью и ломать ему жизнь. Он все-таки мой папа!

Поэтому безропотно забираюсь в машину и одной рукой неловко застегиваю ремень безопасности. Уставившись перед собой, жду, пока отец заведет мотор и отвезет меня домой. Он продолжает сидеть неподвижно. Неужели снова злится? Вдруг он не сдержится и набросится на меня прямо здесь, на больничной стоянке? Набравшись храбрости, робко поднимаю на него взгляд.

Отец замер, вцепившись в руль и, прерывисто дыша, смотрит в одну точку. Его губы дрожат. Проходит целая минута, прежде чем он медленно поворачивается ко мне. В его глазах застыло чужое, незнакомое выражение – смесь горького сожаления, глубокого сострадания, гнетущей вины и неподдельного раскаяния. При виде моего заклеенного лба и распухшего запястья слезы начинают струиться у него по щекам.

– Я больше никогда… никогда… – задыхаясь, шепчет он надломленным голосом и прижимает ладонь к искривленному рту. – Тайлер, я больше никогда не сделаю тебе больно. Клянусь.

Сжавшись, отец закрывает лицо руками. Его трясет, из груди вырываются рыдания, и я с трудом разбираю, что он говорит.

– Прости меня. Мне очень жаль. Очень, – захлебывается отец.

За все свои двенадцать лет я ни разу не видел, чтобы он плакал. Однажды он даже сказал, что плачут только слабаки. Значит ли это, что сейчас отец слаб? Что у него больше не хватит сил причинить мне боль? Он часто просит прощения, но не так горячо и искренне.

Поэтому я ему верю.

Наши дни

Сегодня неудачный день. Время перевалило за полдень, а я все еще в постели. Уставившись в потолок, прокручиваю в голове одни и те же мысли.

Вчера, вернувшись от Тиффани, я прошел прямиком к себе в комнату и улегся в кровать. До сих пор благодарен маме и Дейву за то, что они не стали донимать меня вопросами, чем я занимался в выходные и где провел ночь. Они уже в курсе: если я не ночую дома, значит, я у своей девушки. Которая меня шантажирует…

Зря я ей пообещал, что не буду иметь никаких дел с Декланом Портвудом. Сглупил. Теперь Тиффани может использовать против меня информацию о том, что я замешан в торговле наркотиками. Если я снова осмелюсь заикнуться о расставании, Тиффани сотрет меня в порошок. И удивляться тут нечему. Она уже выкидывала такие фортели. Это ее излюбленный способ добиваться своего и держать меня на коротком поводке.

Застонав, выбираюсь из постели. Больше не могу в ней оставаться: слишком жарко. Начинаю кружить по комнате. Ерошу волосы и пытаюсь привести мысли в порядок. Моя жизнь стремительно пошла под откос. Она и раньше была не слишком радужной, но теперь все намного хуже. Я работаю на Деклана Портвуда. Моя девушка меня шантажирует.

А еще я целовался со сводной сестрой. С тех пор прошло два дня, и за это время мы с Иден почти не общались. С утра мне даже на секунду показалось, что это было во сне. Касаюсь рта рукой. До сих пор чувствую прикосновение ее губ. Неправильно все это… Хотя в тот момент казалось иначе… Надо поговорить с Иден. Эх, понять бы, действительно ли она мне нравится или я просто поддался сиюминутному порыву?

Вздохнув, иду в ванную и осторожно прикрываю за собой дверь. Однажды я в сердцах так пнул ее, что сломал замок. Теперь дверь полностью не закроешь – клинит. Достаю пачку антидепрессантов и глотаю сразу две таблетки. Настроение ужасное.

Иногда я пытаюсь представить, как бы мы сейчас жили, если бы отец не распускал руки. Наверное, мы до сих пор были бы все вместе. Я бы не встретил ни Дейва, ни Иден. Мы вряд ли переехали бы из старого дома, в паре кварталов отсюда. Отец говорил бы со мной о девушках, просил бы не пить слишком много на вечеринках и помогал готовить документы для поступления в колледж. Я всегда мог бы обратиться к нему за советом. Мы вместе смотрели бы футбол, а с маминого лица не сходила бы лучезарная улыбка, которую я очень любил. Теперь мама никогда не улыбается так весело и беззаботно.

А я сам? Каким бы я стал, если бы все сложилось иначе? Наверное, был бы счастливее. И лучше. Не таким непутевым и безбашенным. Меня не выжигал бы гнев, в душе царило бы спокойствие. Не пришлось бы спасаться алкоголем и наркотиками, пить антидепрессанты и корчить из себя крутого парня, чтобы скрыть свою слабость. Я бы остался самим собой. Дружил бы с хорошими ребятами, встречался с той, кто мне действительно нравится, и радовался жизни.

Отец отнял у меня все.

Надо пойти к маме. Хотя я часто ее подвожу и расстраиваю, мама неизменно готова мне помочь. Она понимает меня, как никто другой. Каждый раз, впадая в хандру, я спешу к ней за поддержкой. Наверное, мама даже не подозревает, как сильно я в ней нуждаюсь.

Выхожу из комнаты и спускаюсь на первый этаж. А вдруг мама куда-то ушла?..

К счастью, она дома, убирается на кухне. Заслышав мои шаги, она с улыбкой оборачивается. Мама хочет верить, что все наладится, и я перестану страдать.

– Проснулся? С Днем независимости тебя!

– Мама… – шепчу я, поднимая на нее взгляд, и, задохнувшись, умолкаю.

Стою сгорбившись. Губы дрожат, на глаза наворачиваются слезы. Я совершенно разбит и подавлен.

– Ох, Тайлер… – Мама обнимает меня, обволакивая теплом и любовью.

Она так хорошо чувствует мое состояние. Мне никогда не удается скрыть от нее свою душевную боль, так же, как ей от меня.

– Я не могу… не могу так больше. – Мой голос звучит жалобно, тихо и слабо.

Утыкаюсь ей в плечо и не сдерживаю слез.

Мама стискивает меня в объятиях и тоже плачет, судорожно вздрагивая. Она ничего не говорит, а мне и не надо. Достаточно просто обнимать ее. Порой мне кажется, что я живу только ради мамы. Я просто не имею права причинить ей еще больше боли.

Мама кладет голову мне на плечо.

– Знаю, Тайлер, – шепчет она. Слова даются ей с трудом. – Тебе плохо и горько. На тебя столько навалилось…

В этот момент слышно, как открывается входная дверь.

– Угадайте-ка, кому удалось сбежать с работы пораньше? – жизнерадостно кричит из коридора Дейв.

Отпрянув от мамы, вырываюсь из ее рук. Только с ней одной я могу позволить себе быть слабым и уязвимым. Быстро вытираю слезы и, глубоко вздохнув, выхожу из кухни на лужайку позади дома. Мама не останавливает: понимает, что я не могу здесь оставаться. Падаю на траву у бассейна и, закрыв лицо руками, задыхаюсь от рыданий.

Несколько часов спустя мы все залезаем в мамин «Рендж Ровер» и едем в Калвер-сити смотреть салют в честь Дня независимости. Лично у меня настроения праздновать нет. На нервы действует еще и то, что в этой тесноте мы с Иден оказались прижаты друг к другу. После того, что случилось в субботу, не осмеливаюсь даже поднять на нее глаза. Тупо таращусь в окно, силясь не обращать внимание на то, что наши локти соприкасаются. Иден тоже настроена в упор меня не замечать: даже к машине мы шли, опустив головы и держась друг от друга подальше.