Возмущение забулькало в горле, но именно в этот момент меня настигло прозрение: у всех без исключения, кто пробегал мимо или исподтишка поглядывал на нас, из кармана торчали точно такие же платочки. У некоторых женщин, на платьях без карманов, платочки были изящно приколоты в районе груди большой медной скрепкой. Надо ли добавлять, что у самого Королькова из кармана торчал тот же масонский знак.

— Запасной? — спросил я.

Кто знает, может быть, Корольков спас меня от каких-то преждевременных неприятностей? Вспомнилась привратница, выложившая рядом со второй купюрой платочек, а также Фафик, который при всей широте взгляда, то и дело упирался в мой нагрудный карман. Я-то подумал было, что благодаря шпионской информированности он ощупывает там дискету.

— Запасной, — мрачно ответил Мишка. — И ты, это… Перед концертом надо будет переодеться. Фрак у меня приготовлен.

— Да ладно! — отмахнулся я, будто выплевывая сладкую наживку. — То есть, Миша, спасибо, конечно. Но мне прежде надо решить кое-какие дела. Получить довольно необычную справку. Ты не знаешь?..

Корольков показал глазами мне за спину:

— Там всё сделают.

Я повернулся и увидел в глубине допотопный киоск времен Великой Перетерки. Его явно умыкнули у наземной станции метро и поставили здесь незаконно. Из окна киоска неслась своя музыка, и белокурая продавщица покачивала ей в такт раритетными кустодиевскими щеками, которым поздняя циничная культура присвоила название «молоко с коньяком». Влажным взглядом девица посматривала на связку ржавой воблы, веники сорго, башню из цветочных горшков и прочий старомодный хлам. Я чуть было не обрадовался этому архитектурному волапюку, который свидетельствовал о том, что человеческое сознание нуждается хотя бы в островках захолустья. Но ведь Корольков отсылал меня туда не за вениками?

— Простите, ради бога, — обратился я к девице. К моему сожалению, интимные и секретные интонации здесь не проходили — всемирный галдеж телевизоров и музыки их исключал. — Нельзя ли у вас получить свидетельство…

— Не смущайся, командировочный, — весело прокричала девица, дыхнув на меня запахом портвейна «777». — Фамилия как?

— Трушкин.

— Давно?

— Что давно?

— Какие числа смотреть, говорю.

— Да нет, вроде недавно. — Мой ответ неприятно меня поразил. Если бы речь шла о другом, я бы сказал: обидел.

Кустодиевская пава, с мелкими, подслеповатыми ужимками, листала коленкоровый гроссбух, ученически ведя по строчкам пальцем.

— А вас уже в списках не значится, — сказала девица.

У меня внутри все оборвалось. Видно, иззябнувшей душе только этого канцелярского приговора и не хватало для полного несчастья.

К киоску незаметно для меня подплыл парень, лицо которого показалось мне знакомым.

— Машуля, привет! Слышала, сегодня…

Он принялся рассказывать известную уже мне историю про шофера-инфарктника и прыгающего покойника. Это был тот самый актер из трамвая, который в сериале «Мажоры» валялся сейчас раненый в больнице.

— Покойник заскакал, как коляска по эйзенштейновской лестнице…

Опережая друг друга, они захохотали. Киоскерша при этом продолжала изучать гроссбух.

— Трушкин Константин Иванович, — вдруг весело прокричала девица. — Долго будешь жить, Константин Иванович. Да я ж тебя сегодня вспоминала. Чего, думаю, не идет? Или запил с горя?

— Вы не ошиблись? Мне нужно свидетельство о моей смерти, — сказал я с сердитым недоверием.

— В таких делах ошибок не бывает. Верно я говорю? — девица подмигнула мне с таким санитарским подтекстом, как будто только что сообщила, что у меня родился мальчик. Именно мальчик, а не девочка. — Я его вместе с причитающейся суммой отправила не депонент. Закажу по срочной. Но это уже за проценты. Вечером будет.

Меня, что и говорить, покоробила эта легкость.

— А если я попрошу другую справочку, — сказал я. — Что я жив и здоров и направлен, к примеру, ВНИИГРИ для изучения подводного хребта в Арктику?

— Нам без разницы, — ответила девица, мучительно снимая зубами с нитки мутную чурчхелу. Этим она как будто давала понять, что выбранный мной адрес она не одобряет. — Похоронные спишем, тыщу положишь сверху и живи на здоровье. Да, еще тыщу отслюнишь этому… вниигри.

— Как же так? — спросил я, и вдруг меня прошибла догадка: — А какие, собственно, похоронные? Ведь они уже отправлены семье.

— Эти от военкомата. Ты же, пока лясы свои на радио точил, дослужился до капитана. Не в курсе, что ли? Вот такие у нас защитнички отечества, — добавила она специально для раненого мажора, который невозмутимо прослушал весь наш нелепый разговор, как будто мы обсуждали, какую выгоду можно извлечь в отечественной валюте, если вес-брутто принять за вес-нетто.

— Машуль, я по поводу рейтинга, — снова игриво вставил свое мажор.

— Слушайте, надоели! — вдруг вспылила девица. — Читайте объявление. Субботние рейтинги будут в понедельник.

Я отвалился от прилавка. Мне вдруг страшно захотелось воблы, но обращаться к владелице киоска с этой, третьей просьбой было бы уже совсем нелепо и даже унизительно. Ясно, что мы друг другу не понравились. Остался, правда, невыясненным вопрос: какую справку принесет она мне сегодня вечером?

Всё вокруг напоминало греческую агору, где бродячий философ за монету мог победить доверчивого, но настырного слушателя в любом интеллектуальном споре. Анемичные лица освещались, время от времени, бледными всполохами азарта в предчувствии схватки с предрешенным результатом. То есть главным для них была не та или иная цель или, боже упаси, истина, а, как теперь говорили, движуха, для поддержания которой люди готовы трудиться с утра до ночи.

Впрочем, была ли здесь вообще ночь? И если да, то чем занимался в бесплодное время суток этот беспокойный народ?

Во мне проснулась созерцательность путешественника, который первым делом спешит описать людей и местность, в которой оказался. Подобные главы в книгах я буквально проглатывал, советской обездвиженности требовались, оказывается, такие проворные, новостные витамины.

Но сейчас что-то мне подсказывало, что для наблюдательности этнографа здесь нет корма. Люди как люди, ни выдающихся носов, ни экзотических взглядов, ни характерной поросли. Да и откуда бы им было взяться? С другой стороны, успокаивал я себя, даже в соседской семье свои запахи и ужимки. Надо только включить взгляд любознательного гостя или туриста.

За столиками вроде как летнего кафе сидела вроде как офисная молодежь, болтала между собой и время от времени нервно поглядывала в ноутбуки. Я присел за один из столиков. Посул Королькова и странная удача (или провал) в походе за справкой совсем сбили меня с толку.