меня любить. – Его голос срывается.

Я не верю своим ушам. Неужели Джейкоб был так одинок, чтобы думать, будто только фанаты могут любить эту выдуманную версию себя?

– Я люблю тебя, – шепчу я. Мое сердце замирает. Я говорю это почти едва слышно, но со всей убежденностью. Я призналась и себе, и ему. Я так чувствую.

Наши взгляды встречаются. В первую секунду глаза Джейкоба широко раскрыты, он поражен, но в следующее мгновение недоверчиво сужаются.

Но прежде чем он попытается подвергнуть мои слова сомнению, прежде чем скажет мне, мол, я не знаю, о чем говорю, я повторяю снова:

– Я люблю тебя, Джейкоб. И всегда любила. И всегда буду любить. И хотя мне кажется, что в разное время я любила тебя по-разному, главное, что это чувство во мне неизменно. Я люблю тебя, а не твою роль в дораме. И больше всего на свете хочу, чтобы ты был счастлив. Я хочу быть тем, кто сделает тебя счастливым. Я хочу быть таким человеком для тебя.

Я произношу эти слова и понимаю, что все, кому я когда-либо говорила: «Я люблю тебя», бросили меня. Мой отец, моя сестра и, в каком-то смысле, моя мать, которая целыми днями пропадает в церкви. Джейкоб может стать следующим. Но я не хочу этого бояться. Я боялась другого: до возвращения в Корею он мог бы так и не узнать, как я к нему отношусь.

Он качает головой, и мои руки покрываются мурашками. Я не позволю ему оттолкнуть меня. Не позволю ему убедить себя, что я лгу.

– Может, я и не часть фандома, но я всегда была и остаюсь твоей самой верной фанаткой, – усмехаюсь я.

У меня нет времени осмыслить выражение его лица, пока его руки не касаюся нежно моего лица, а его губы не ложатся на мои. Теплые, влажные. Эмоции бурлят между нами так сильно, что хочется верить, что наша связь никогда не разорвется. Я слегка поворачиваю голову, чтобы выбрать лучший угол, и он усиливает давление. Я обнимаю его за плечи, притягиваю ближе к себе.

Я видела каждый из этих поцелуев в своих снах, но никогда не знала, что это лицо принадлежит Джейкобу. Или, может быть, всегда знала, но просто не позволяла себе хорошенько его разглядеть.

Не прерывая поцелуя, он наклоняется ко мне, подталкивая меня на кровать, бережно держит мою голову и опускается на меня сверху. Я поднимаю подбородок, прося его продолжить. Его рот накрывает мой, и наши языки борются друг с другом, чтобы проникнуть глубже, стать ближе.

Его рука проскальзывает мне под рубашку и ласкает бок и живот. Его большой палец пробирается под лифчик и нежно касается соска. Я издаю стон, и этот звук тонет в глубине его рта.

Меня совершенно не волнует, что наши мамы сейчас сидят на кухне, и черт, его сестра может торчать под дверью и подслушивать. Я просто не могу остановиться.

Я обхватываю его ногами, пытаюсь прижаться к нему теснее.

Джейкоб, упираясь ладонями, выпрямляет руки и приподнимается, глядит мне в глаза. Его зрачки расширены, губы припухли и покраснели от наших поцелуев. Он тяжело дышит, и я не могу понять, хочет ли он остановиться или пытается понять, что делать дальше.

Он отвечает на мой немой вопрос: опускается вниз и целует мой живот, потом медленно поднимается вверх, нежно лаская меня губами. Целует мою грудь. Целует меня в шею и за ухом. Приподнимается на локте, продолжая целовать везде, где мое тело не прикрыто одеждой. Я тяну его свободную руку вниз, под юбку, где все пульсирует в ожидании.

Его рука одерживает верх: он стягивает с меня нижнее белье, бросает в сторону и проводит пальцем по низу живота, пока не находит самую чувствительную часть моего тела. Из моих легких вырывается прерывистый выдох. Я забыла, как можно ровно дышать.

– Джейкоб… – Боже, мой протяжный стон разнесся, кажется, по всему дому. Я замираю в ожидании. Кто его услышал? Кто сейчас ворвется в комнату и все испортит? Моя мама обожает Джейкоба, но она бы в обморок упала, если бы увидела нас сейчас. И потащила бы нас за уши в церковь, заставила слушать пасторскую молитву. Вот это было бы неловко.

Взгляд Джейкоба встречается с моим. Мы молча смотрим друг на друга широко раскрытыми глазами, прислушиваясь к звукам за дверью, любым звукам – сигналу, что нам конец. Но через несколько секунд расслабляемся и улыбаемся.

– Алекса, включи Spotify, – говорит Джейкоб.

– Вот Spotify, – отвечает Алекса, и раздается голос Эда Ширана.

– Подожди, Алекса. Не хочу, чтобы она нас слышала, понимаешь… – говорю я Джейкобу, глаза которого вдруг округляются – он спохватился, что Amazon может записывать наши голоса.

– Извините, я не знаю такой песни, – отвечает Алекса.

Я рычу. О боже, Алекса действительно нас слушает…

Джейкоб опускает голову, его спина сотрясается от беззвучного смеха. Он кладет голову мне на грудь и продолжает биться в конвульсиях. Смотрит на меня со слезами на глазах… от смеха.

– Джейкоб, перестань, тут нет ничего смешного. Это вторжение в частную жизнь. Ты пригласил Алексу… – я произношу имя шепотом, – участвовать в этом…

– Это не секс втроем, – Джейкоб давится от смеха.

Мои губы растягиваются в улыбке – я тоже осознаю нелепость происходящего. И начинаю хохотать вместе с ним. Голова Джейкоба качается у меня на животе, он пытается совладать с приступом смеха.

Я обнимаю его и пальцами ворошу его волосы. Смех стихает, и мы остаемся вдвоем, держась друг за друга и дыша в унисон. Возможно, мы не прошли путь до конца, но это все равно был самый интимный, прекрасный и смешной момент в моей жизни. Вот такие мы. Джейкоб натягивает одеяло с изображением покемонов и устраивается большим калачиком вокруг меня на крошечной кровати. Я улыбаюсь и засыпаю, мне снится Джейкоб.

Когда, проснувшись, я открываю глаза, Джейкоба уже нет, место рядом со мной на кровати пусто и холодно.

Глава 19

Джейкоб

Я на цыпочках выхожу из комнаты и прислоняюсь к двери, уже скучая по красивой девушке, дремлющей за ней.

Я люблю Ханну Чо с тех пор, как нам было по три года и я построил ей самый большой дом, какой только мог, из магнитного конструктора Magna-Tiles и пообещал, что мы вдвоем будем жить в нем вечно.

Но когда я увидел ее прекрасное открытое и честное лицо, когда она неожиданно призналась, что любит меня, Джейкоба Кима, а не актера Кима Джина Сока,