Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я понял! Дальше!
– Письмо. Цитирую: «Его высокопревосходительству адмиралу Колчаку, Верховному правителю России.
Александр Васильевич! Уповаю на то доверие и уважение, как мне казалось – взаимное, что было между нами в недавнем прошлом. Мне удалось вырваться из плена большевиков, и единственной моей целью является спасение семьи, а единственным средством для этого я вижу немедленный выезд за пределы России. Никаких политических целей я не преследую и не намерен более участвовать в политической жизни никоим образом. Прошу вас содействовать нашему скорейшему выезду за границу. Обращаюсь лично к вам в строгой секретности и прошу сохранить этот секрет до нашей личной встречи. Впрочем – на ваше усмотрение. О своем согласии встретиться со мной вы можете передать через моего посланника, и тогда через него же мы условимся о месте и времени. Искренне ваш Романов Николай Александрович» … Конец письма… – проговорил Анненков и закрыл глаза.
Его энергия иссякла, он не шевелился.
С минуту Колчак стоял неподвижно, позабыв, где он находится, глядя в одну точку на заплесневелой облупленной стене камеры.
Вот оно – то, чего адмирал боялся и так хотел избежать. Ведь была же надежда, что их расстреляли большевики. Стать цареубийцей в России – страшный крест. Видит Бог, он этого никогда не желал и помыслить не мог, что судьба приведет его к этому. Но Александр Васильевич Колчак, безусловно, был человеком чести. Он никогда не уклонялся от исполнения своего долга.
Колчак вышел из камеры в коридор, где ждали полковник Пугачев и оба офицера контрразведки. Кивком головы Колчак подозвал Пугачева.
– Что вы об этом думаете?
Полковник доложил вполголоса:
– Прошлой ночью был инцидент на мосту через Ангару. С низовий пришло судно. Охрана отказалась разводить мост. Тогда команда разоружила охрану и силой заставила развести мост. Судно ушло на Байкал. Думаю, это они.
– Кто – они?
– Романовы, – буднично сказал полковник. – Простите, ваше высокопревосходительство, но такая уж моя служба. По записке нетрудно понять, от кого посланец, и раз уж я занимаюсь этим делом …
– Да, это послание от Николая Романова. Так вы думаете, они ушли на Байкал?
– Уверен. Предполагаю, вышли из тайги в Братске, там захватили судно и ушли на Байкал.
– Судно найти и потопить. И никаких переговоров. Никаких пленных. Никто не должен знать, кто на судне. Объявите войскам, что это красные подпольщики. Сейчас же снарядить суда, все, что есть на Байкале. Выходить на рассвете. Вы лично отвечаете за операцию.
– Слушаюсь!
– Нет. Я сам буду командовать.
– Слушаюсь! А что с этим? – Полковник кивнул в полуоткрытую дверь камеры.
– Расстрелять. Немедленно.
– Слушаюсь!
Полковник кивнул офицерам в конец коридора:
– Поручик! Этого в расход. Исполняйте.
Колчак смотрел, как приближается поручик, на ходу доставая из кобуры револьвер. А что, если это ошибка? Что, если Романовы не на судне? Что, если этот вестовой не один и кто-то еще в городе ждет от него сигнал? Поручик прошел мимо Колчака в камеру. Что, если действительно, не получив сигнала от этого вестового, Романовы снова растворятся в тайге? Этого нельзя допустить!
– Отставить! – приказал Колчак.
Поручик опустил револьвер, который уже нацелил в голову арестованному.
– Приведите его в человеческий вид. Вызовите врача, пусть поставит его на ноги. Ходить-то он сможет?
– Кости целы, – пожал плечами поручик.
– Больше никто его не должен допрашивать. И врача – немедленно.
– Будет исполнено!
– Суда готовить, но не выходить. Ждать особого распоряжения.
– Слушаюсь! – вытянулся полковник.
Тень царя, как тень отца Гамлета, снова замаячила на сцене. Его похоронили, отплясали на его могиле, а он воскрес. Немыслимо, невозможно. Полтора года Россия жила без царя. Революционеры, белые и красные, всё, что смогли, уже растоптали и растащили, а что еще осталось, делили между собой в кровавой драке.
Что же теперь? Попробуй объясни крестьянину, что такое Учредительное собрание. А вот царь-батюшка – это всякому понятно. И ведь возьмутся за вилы и поднимут на них и большевиков, и эсеров, и генералов добровольческих армий. Все, что говорят либералы-демократы о правах и свободах, народ просто пропускает мимо ушей, как неясный посторонний шум вроде стрекота кузнечиков на покосе, и верит только в царя. «Боже, царя храни» – вот что скажет народ.
Александр Васильевич Колчак, Верховный правитель России, никогда не уклонялся от исполнения своего долга, исполнит его и теперь: потопит это судно, явившееся по Ангаре из небытия. Но сначала он должен убедиться, что бывший царь и наследник действительно на борту.
Из записок мичмана Анненкова
15 сентября 1918 года
Я открыл глаза. Надо мной нависало коричневое брюхо какого-то нечистого животного – все в струпьях и нарывах. Я испугался: если это чудовище вздумает лечь, оно придавит меня толстым поганым брюхом, и я не смогу дышать. Прошло время, прежде чем я понял, что передо мной стена камеры в засохших пузырях коричневой краски. Потом я увидел сапоги. Они стояли прямо перед моим лицом – безупречно начищенные, из великолепной мягкой кожи. Я сделал усилие и сел, привалившись спиной к стене. К щеке прилипла солома – смахнуть не было сил. С трудом мне удалось запрокинуть голову, и там, в немыслимой вышине, я разглядел китель и лицо. Оно улыбалось. Погон снизу я видеть не мог.
– Ну вот, сынок, судьба тебе благоволит. Еще вчера ты был почти трупом, а сегодня личный гость Верховного правителя России.
Глаза у меня слипались. Офицер нагнулся и шлепнул меня ладонью по щеке:
– Ну, давай-давай, просыпайся. Ты теперь важная персона. Сейчас тебе супа принесут – настоящего куриного бульона. Поешь. Потом придет доктор. Ты хоть помнишь, что он колдовал тут над тобой всю ночь? Хороший доктор, добрый доктор. Даже слезу обронил над твоими ранами … Покушаешь, значит, супчика, получишь пару бодрящих укольчиков – и к Верховному чай пить с баранками. А пока будешь супчик кушать, хорошо-хорошо подумай, что ты скажешь его высокопревосходительству. Ты должен сказать ему всю правду, а не бесить его своим упрямством, как вчера моих офицеров. Ты понял?
Я подумал и сказал:
– Так точно, ваше … не вижу вашего звания …
– Вот какой молодец – настоящий служака. А я – полковник Пугачев, – он улыбнулся отечески. – Это ведь ваше судно ночью прорвалось через мост?
– Так точно …
– А ты в это время под шумок сошел на берег.
– Так точно …
Все было так: когда мы подошли к понтонному мосту через Ангару, охрана из нескольких чешских легионеров развести его отказалась, несмотря на