— Причеши волосы и спускайся.

Наталья Борисовна выходит, оставляя дверь приоткрытой. И Яне ничего не остается, как, шумно вздохнув, подойти к зеркалу. Стянув резинку, несколько раз проводит по волосам расческой и снова собирает их на затылке в хвост.

«Прибились дикие гуси…», — сердито размышляет по пути.

«Не удержались…»

«Начнут сейчас крякать…»

«Гадкие сплетницы…»

На эмоциях демонстративно выстукивает пятками по лестнице.

«Пусть только попробуют меня задеть!»

«Молчать не буду…»

Достигнув последней ступеньки, решительно поднимает взгляд. И вмиг теряет весь боевой настрой. Дернувшись назад, растерянно вцепляется пальцами в деревянные перила. Застывает, не решаясь сойти на паркет. Резко вдыхая, поддаваясь панике, округляет глаза.

Рагнарин, конечно же, тоже смотрит на нее. На самом деле, все присутствующие смотрят. Но Янка-то видит только его. Чувствуя, как за грудной клеткой расходится неуемная жгучая дрожь, чтобы сдержать рвущиеся всхлипы, закусывает изнутри губы.

Сердце пробивает острый спазм. На долгое мгновение оно останавливается, а потом начинает колотиться с пугающей и болезненной силой.

«Это он! Это он!»

«Он приехал! Приехал!»

Лишь от одного вида Рагнарина ее организм с ума сходит. Голова идет кругом. Перед глазами темнеет.

«Какой же он…»

«Мой!»

«Все в нем для меня!»

Каждая деталь после долгой разлуки впивается в сердце осколками. Грудь, с распирающим ее безумным сердцем, перехватывает и неистово стискивает огненными кольцами тоска.

Глаза, выдавая нарастающую внутри Шахиной бурю, инстинктивно начинают слезиться.

— Поздоровайся, дочка, — ворчливый тоном подсказывает отец.

— Здравствуйте, — тихо проговаривает и, не выдерживая напряжения, опускает взгляд в пол.

— Сойди к нам, пожалуйста.

Не отрывая глаз от паркетных досок, на негнущихся ногах ступает вниз. Сцепляет руки перед собой. Машинально оглядывает свой домашний спортивный костюм. Без каких-либо изысков. Утепленный, свободный, не самого выгодного для нее горчичного цвета. Мимоходом жалеет, что волосы не распущены, и ей не за чем спрятать растущий румянец.

Безучастно изучая узоры на краешке ковра, замирает рядом с креслом, в котором сидит отец. Чтобы выдержать весь накал нереальной, будто вырванной из ее снов, сцены, приходится занимать себя подобной бессмыслицей.

Взгляд невольно пускается гулять по полу гостиной. Фиксирует расположение матери, гнусных тетушек, дяди Эмира, Марины, Натальи Ильиничны и Виталия Дмитриевича. Глядеть в сторону Дениса больше не решается.

Застывает, глядя на свои босые ступни.

«Он еще смотрит на меня?»

«Почему мама не предупредила?»

«Я бы хоть переоделась… и обулась…»

«Кошмар!»

«Они все на меня, что ли, смотрят???»

«Что им нужно?»

«Что происходит?»

Нервно сжимая пальцы, ощущает, как между ними собирается влага.

— Я начну, да? — раздается в застывшей тишине голос Виталия Дмитриевича. — Еще раз просим прощения, что явились без предупреждения. Если бы была возможность предупредить, так чтобы вы нам не отказали в визите, непременно бы так и сделали. Мы с Натальей Ильиничной уважаем культуру и традиции вашей семьи. Но еще больше уважаем своего сына. Поэтому… Учитывая сложившуюся ситуацию, хотим заявить о серьезности его намерений относительно вашей дочери и просить ее руки.

Пока Марина переводит на турецкий, чтобы понимали все присутствующие, Яна несколько раз сглатывает рвущуюся к горлу тошноту. Выдыхает и вдыхает слишком шумно. Прислоняясь бедром к спинке кресла, едва справляется с головокружением.

«Просить руки?»

«Он хочет на мне жениться?»

«Почему?»

«Простил?»

«Господи, неужели я выйду замуж за Дениса?»

«А если отец откажет?»

«Нет, пожалуйста…»

Вероятно, она должна взглянуть в глаза Денису или в лица его родителей, чтобы выказать со своей стороны какое-то почтение. Они преодолели ради нее тысячи километров, подчинились традициям ее страны и отнеслись с уважением к родным.

Все это нельзя игнорировать, но и выказать свою благодарность Яна не находит сил.

Так и стоит, неотрывно глядя на ковер.

— Что скажешь на это, дочка? Дашь согласие?

Некоторое время молчит, хотя ответ рвется из груди. Обжигает горло. Горячит губы и щеки. Молчит только потому, что физически не может выдавить из себя ни слова.

«Он здесь…»

«Он хочет на мне жениться…»

«Его родители просят меня…»

«Неужели мы снова будем вместе?»

«Господи…»

Кажется, еще немного, и отдаст кому-то из богов душу. Ведь пережить подобное волнение просто невозможно.

Тем более стоит поспешить, пока она жива.

— Я согласна, — отвечает едва различимым шепотом, так и не подняв глаз.

— В таком случае, мы с Натальей тоже даем свое согласие, — сухо добавляет Мехмед.

Облегченный выдох Яны получается оглушающе громким. Улавливая боковым зрением приближение Рагнарина, готовится лишиться сознания, но все же машинально вскидывает глаза, когда он оказывается непосредственно перед ней. Не доверяя своему организму, смотрит вначале только на его подбородок.

«Неужели он правда так близко?»

Вдыхая, вздрагивает, вмиг пьянея от насыщенного аромата знакомого и уже любимого ею мужского парфюма.

По спине и плечам скатывается зыбкая волна мурашек.

Благо суетливое перемещение людей по гостиной вовремя отвлекает. Сглатывая, Яна во все глаза смотрит на серебряный поднос, с которым подходит к ним Наталья Ильинична. На нем, как и положено турецкой традицией, лежат два широких золотых кольца, связанных между собой красной лентой. С внутренней стороны обоих виднеется крупная размашистая гравировка «RAGNAR».

Яну начинает потряхивать еще до того, как Денис берет ее за руку. Это простое прикосновение заставляет вздрогнуть всем телом и инстинктивно вскинуть взгляд, чтобы столкнуться с Рагнариным глазами.

Как же он смотрит! По спине, из позвонка в позвонок, проходит колючий, словно электрический ток, жар.

Холодный металл легко скользит по ее пальцу. Разносятся гул поздравлений и одобрительные всплески руками. Несколько раз ослепляет вспышка фотоаппарата — это Марина старается.

Чудо, что Яне удается повторить то же. Надевая кольцо на палец Дениса, касаясь его кожи, практически не дышит, заглатывая воздух короткими слабыми рывками.