между нами погасла давным-давно. А потом появилась Киша. Когда я была с ней, то не сомневалась в себе, не считала, что со мной что-то не так. Я думала только о настоящем моменте. О нас. О том, что я чувствую. О том, как это естественно. Не вынужденно, не натужно, а так, как это должно быть. Легко и непринужденно. Но я должна думать о моем бизнесе, о моем сыне и о моей жизни вообще. Однако сейчас все это подождет.

– Я хочу тебя. Только тебя, – сказала я, подойдя к ней, и страстно поцеловала ее, чтобы она забыла, из-за чего начался наш спор.

Это сработало. Она ответила на мой поцелуй. Ее руки ласкали мое тело, расстегнув бюстгальтер, легли на мои груди, затем ниже. Мои руки делали то же самое с ее телом, наши губы сливались, наши языки скользили по коже друг друга. Наше дыхание участилось; на телефоне Киши тихо играла песня Алиши Киз «Если у меня нет тебя». Она толкнула меня на стол. И наши руки действовали внизу, пока она целовала меня в губы, сосала мою нижнюю губу. Я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на своем дыхании, пытаясь дождаться ее, чтобы мы смогли кончить вместе.

Стук двери, ударившейся о стену, заставил нас замереть. Я отшатнулась от Киши и быстро прикрыла себя руками. Киша вздрогнула и сделала то же самое.

– Какого хрена? Что тут происходит? – В дверях стояла Оливия, округлив глаза и разинув рот. Она видела все – Кишу и меня, полуголых, тяжело дышащих. Посмотрев на каждую из нас, она вскинула бровь, и ее губы изогнулись в дьявольской полуулыбке.

– А я и не знала, что стимулирование рукой фигурирует в перечне услуг, которые здесь предлагают, – со смехом проговорила она, затем развернулась и вышла. Я в ужасе взглянула на Кишу и быстро оделась.

– Оливия, подожди! – Я выбежала из кабинета, пытаясь догнать ее.

48. Оливия

Сидя в парикмахерском кресле, я нетерпеливо ждала, когда она придет. Я была записана, но опоздала. Она же опаздывала еще больше, а ведь Дженни никогда не заставляла себя ждать. Ее время не имело большого значения – в отличие от моего. Я отправила несколько сообщений, затем стала любоваться собой в зеркале. Моим волосам, хотя они были длинными и роскошными, требовалось придать больше объема. Эффект от моих последних инъекций ботокса начинал сходить на нет, что позволяло мне выражать мои эмоции более наглядно – например, потрясение, которое я испытала полчаса назад, когда застукала Кишу и Карен. Кто бы мог подумать? Образцовая мамаша и идеальная риелторша занимается такими вещами. Карен попросила меня молчать об этом, и я согласилась после того, как она немного полебезила передо мной. Пока я хранила чужие секреты, в моих руках имелись сила и власть. Я еще точно не знала, что я стану делать с этой новой властью, но пока что буду держаться за нее. Что бы об этом подумал Марк? Правда, у него имелись его собственные темные сексуальные фантазии. Такой послушный мужчина. На самом деле меня не удивляет, что он превратил Карен в лесбиянку.

– Привет, прости, пожалуйста, что я опоздала.

Из задней части салона в зал вошла Дженни. Ее волосы были стянуты в неопрятный конский хвост, одежда помялась, глаза были красные, лицо пошло пятнами, как будто она плакала. Она тут же надела на меня парикмахерский пеньюар и, вынув из-под него мои волосы, распушила их.

– Что мы будем делать сегодня?

Я разглядывала ее отражение в зеркале, пока она ждала моего ответа. С ней явно было что-то не так. Было ли мне до этого дело? Скорее всего, нет. Хотела ли я узнать, что именно напрягает ее? Да, хотела, ведь знание – сила.

– Ты в порядке? – спросила я, и на моем лице изобразилось сочувствие.

Я упражнялась в придании ему этого выражения, когда смотрела повторы серий «Анатомии страсти», в которых врачам приходилось говорить родным очередного несчастного пациента, что их близкий человек умер. При этом на лицах врачей всегда отражалось сочувствие. Для этого требовалось сжать губы, немного сдвинуть брови и смотреть в глаза тому, кому ты намерена выразить сочувствие. Я научилась хорошо его изображать.

– Да. Просто я чувствую себя немного разбитой. После взлома я не в лучшей форме, – призналась она, расчесывая мои волосы.

Ах да, взлом. Я почти забыла о нем, поскольку меня он совершенно не касался. Мне так надоело слышать о нем, ведь это было не так уж страшно. Она была в порядке. Ну да, ее немного избили. Но кожа имеет свойство отлично заживать – мне ли это не знать. Мою кожу резали раз десять, и только посмотрите на меня. Я выгляжу великолепно.

– Должно быть, это было ужасно. – Я сделала вид, будто мне это интересно.

Она чуть заметно кивнула:

– Да, я все еще пытаюсь преодолеть последствия того, что со мной произошло.

Тьфу! Записываясь на этот сеанс, я не знала, что тем самым я соглашалась, чтобы Дженни плакалась мне в жилетку. Черт возьми, полагаю, я сама на это напросилась. Им полагалось просто разбить несколько вещей и смыться. Только и всего. Чтобы вывести ее из равновесия. Это было наказание за то, что она выгнала меня из салона. Она не должна была находиться в «Сиянии», когда это произошло, но эти клоуны, которых я наняла, все запороли. Увидев Дженни после нападения, я испытала крошечный укол чувства вины. Как когда отступаю от моей диеты – едва уловимый укол, мимолетный.

– А что именно тебе надо преодолеть? – поинтересовалась я, продолжая смотреть ей в глаза. Она огляделась по сторонам, затем перевела взгляд на мои волосы, затем опять на меня.

Она колебалась, и мне показалось, что сейчас она закроется и сменит тему. Но я умею находить подход к людям.

– Э-э-э… после этого я чувствую себя поруганной. Хотя я даже не уверена, что это подходящее слово. – Дженни принесла ящичек с крупными бигуди и начала разделять мои волосы на пряди.

– Я тебя понимаю. – Я подняла было бровь, но тут же опустила ее и опять изобразила сочувствие. – И я уверена, что ты также чувствуешь себя одинокой.

Глаза Дженни слегка округлились, пока она накручивала мои волосы на бигуди и закрепляла их.

– Да, сейчас еще больше, чем прежде. Это заставило меня понять, что мне надо проводить больше времени за пределами этих четырех стен, – сказала она, обводя глазами зал.

– Выходит, хорошо, что это случилось? – Я приподняла уголки губ.

– Нет,