наши, но странны не они, а наши дома. Тот, кто первый дозволил себе роскошь спать не в одном помещении со своими коровами, тот, конечно, пристроил вторую комнату не над первой, а рядом с первой, потому что на уровне земли строить гораздо проще и жить гораздо удобнее. Наши многоэтажные дома возникли из-за недостатка площади: мы ищем в воздухе то, чего нам не хватает на земле. Собственно говоря, каждая служанка, которая на ночь закрывает окно своей каморки под самой крышей, является живым протестом против перенаселенности... хотя сама она в эту минуту, — как я склонен предположить, — думает отнюдь не об этом.

В тех странах, где цивилизация и перенаселенность не прогнали еще людей давлением снизу вверх, дома не имеют этажей; дом Хавелаара также был одноэтажным. У входа... но нет, я сейчас докажу, что отказываюсь от всяких притязаний на живописность описания.

Первые три комнаты вместе образуют переднюю галерею, открытую на три стороны; ее крыша спереди опирается на столбы. Из нее двумя двустворчатыми дверями входим во внутреннюю галерею, состоящую из трех комнат. Дальше идут комнаты, большинство которых соединено дверями с соседними. Три последние из них образуют открытую заднюю галерею. Своим описанием я искренне горжусь.

Мне трудно сказать, какое наше слово вполне выразит то понятие, которое в Индии связано со словом «усадьба». Это не сад, и не парк, и не поле, и не лес, а либо одно из них, либо все вместе, либо ни то, ни другое, ни третье. Это участок земли, прилегающий к дому; иногда он очень велик; в Индии лишь немногие дома не имеют усадьбы. Иные усадьбы включают лес, сад, пастбище или напоминают парк. Иные похожи скорее на цветник. Есть усадьбы, представляющие один большой луг. Наконец, есть и такие, которые превращены в вымощенную площадь, что, быть может, менее приятно для взора, но способствует чистоте в доме, потому что трава и цветы привлекают множество насекомых.

Усадьба Хавелаара была очень велика; пусть это звучит несколько странно, но ее можно было бы назвать «бесконечной», потому что с одного конца она упиралась в овраг, который тянулся до берега Чуджунга, реки, опоясывающей Рангкас-Бетунг одним из своих многочисленных извивов. Трудно было определить, где кончалась усадьба при доме ассистент-резидента и где начиналась общинная земля, так как резкие изменения в уровне воды и течении Чуджунга непрерывно меняли границу: иногда вода отступала и очищала громадное пространство, а иногда наполняла весь овраг и доходила до крыльца Хавелаара.

Этот овраг был всегда бельмом на глазу у мефроу Слотеринг, и нетрудно понять, почему. Растительность всюду в Индии роскошна, здесь же благодаря наносимому рекой илу она была исключительно богата. Иногда приливы и отливы воды происходили с такой силой, что река вырывала с корнем и уносила целые заросли кустарника; и тем не менее достаточно было кратчайшего срока — и почва снова покрывалась растительностью, чрезвычайно затруднявшей содержание усадьбы в чистоте, даже той ее части, что примыкала непосредственно к дому. Это причиняло значительные неприятности, и не только хозяйкам, заботившимся о чистоте. Не говоря уже о тучах насекомых, которые вечером кружились вокруг лампы в таком количестве, что читать и писать становилось совершенно невозможным (неприятность, с которой сталкиваешься повсюду в Индии), в чаще кустарников водились змеи и другие твари, которые, не довольствуясь оврагом, заползали в сад; их часто находили за домом или даже на лужайке перед домом.

Эта лужайка лежит справа, если стать на передней галерее спиной к дому. По левую руку — здание, где находятся канцелярия, касса и зал, в котором Хавелаар утром обратился с речью к туземным старейшинам; за зданием — овраг, который отсюда виден весь, вплоть до Чуджунга. Прямо против канцелярии стоял старый дом ассистент-резидента, в котором сейчас временно жила мефроу Слотеринг. Так как вход в усадьбу с большой дороги возможен был только по одной из двух дорожек, проходивших по обеим сторонам лужайки, то каждый входящий в усадьбу, чтобы пройти на кухню или на конюшни, расположенные за главным зданием, должен был пройти либо мимо канцелярии, либо мимо дома мефроу Слотеринг. В стороне от главного здания и позади тянулся очень большой сад, вызвавший радость Тины огромным количеством цветов, и в особенности тем, что ее маленькому Максу будет где играть.

Хавелаар послал извиниться перед мефроу Слотеринг за то, что еще не нанес ей визита. Он собирался пойти к ней на следующий день, но Тина уже успела с ней познакомиться. Мы знаем, что эта дама была так называемое «туземное дитя» и не говорила ни на каком языке, кроме малайского. Она выразила желание вести и впредь самостоятельное хозяйство, на что Тина охотно согласилась. Не из-за недостатка гостеприимства, а главным образом из опасения, что они, только что приехав в Лебак и еще как следует не устроившись, не смогут предоставить госпоже Слотеринг тех условий, в которых она нуждалась в силу ее тяжелых обстоятельств. Пусть она не понимала по-голландски и потому ей не пришлось бы страдать от бесконечных рассказов Макса, как этого опасалась Тина. Но дело заключалось не только в этом: Тина намеревалась вести хозяйство возможно экономнее, и поэтому отказ госпожи Слотеринг пришелся очень кстати. Да и сложись обстоятельства иначе, все равно осталось бы очень сомнительным, привело бы их к обоюдному удовольствию общение с человеком, владевшим лишь одним языком, и при этом языком, на котором не создано никаких духовных ценностей. Единственно, о чем Тина могла бы разговаривать с госпожей Слотеринг, — это о тонкостях кулинарии: как приготовить самбал-самбал, как посолить кетимоны (и — праведный боже! — без руководства Либиха под рукой!). Говорить на такие темы слишком часто и долго для Тины было бы тяжело, и потому добровольное отмежевание госпожи Слотеринг от Хавелааров одинаково устраивало обе стороны, ни в чем их не стесняя. Странно только, что эта дама не только отказалась принимать участие в общих трапезах, но даже не пожелала воспользоваться предложением Хавелааров готовить на их кухне. «Ее скромность, — заметила по этому поводу Тина, — зашла слишком далеко, — ведь кухня достаточно просторная, и всем хватило бы места».

Глава четырнадцатая

— Вам известно, — начал Хавелаар, — что нидерландские владения на западном берегу Суматры граничат с независимыми княжествами в северной части острова; самое значительное из