Весь сегодняшний вечер ушел на составление телеграфных донесений в Москву о станках, бронеплитах и других материалах, а также о целесообразности нашей поездки на совещание представителей трех государств в Москву.

В тех условиях, когда наши заявки на поставку современного вооружения удовлетворялись чрезвычайно туго, мы были вынуждены интересоваться и сравнительно устарелыми типами вооружения. Помнится, что в этой связи возник вопрос о том, чтобы закупить в Канаде несколько десятков легких бомбардировщиков. Конечно, предлагавшийся самолет был далеко несовременным, но и он мог сослужить нам подсобную службу в борьбе с вермахтом.

Тогда же военный департамент США предложил нам закупить из своих старых запасов вьючные седла, рубанки, буравы, сверла, клещи, кузнечные и механические пилы, наборы шорного инструмента, наковальни кузнечные, ручные лопаты, артиллерийские двуколки и некоторое другое интендантское имущество. Об этом предложении американцев мы поставили в известность главного интенданта Красной армии генерала А. В. Хрулева. Сейчас уже и не помню, купили мы это имущество или отказались от него.

После беседы с Кнудсеном в тот же день состоялось еще несколько важных встреч, в том числе с руководящим составом управления промышленного производства, с сенаторами и конгрессменами южных штатов, а также с рядом крупных промышленников и финансистов, занимавших видное место в американском бизнесе.

Между прочим, до нас дошли факты, свидетельствовавшие о крайней медлительности, проявленной некоторыми официальными лицами из числа американской администрации в отношении волновавших нас вопросов. Нам стало известно, например, что исполнявший обязанности государственного секретаря США С. Уэллес задержал на несколько дней передачу нашей заявки на материальные поставки и вооружение президенту Ф. Рузвельту. В свою очередь, генерал Бернс со своим аппаратом не сообщил Кнудсену наших просьб в отношении электропечей, крекинговых и толуолового заводов. Феймонвилл и Хазард из того же аппарата Бернса не довели до одного из руководителей управления промышленного производства Бриттена списка на необходимые нам станки. Наконец, Феймонвилл и Хазард прямо-таки ввели в заблуждение руководителей Амторга, заявив, что правительство США в электропечах нам отказало.

Наша встреча с Гарри Гопкинсом состоялась только 20 августа. Этот видный американский политический деятель сыграл, как известно, определенную роль в налаживании деловых контактов между США и Советским Союзом. Еще раньше мы слышали немало положительного об его отношении к СССР и, не скрою, возлагали немало надежд на беседу с ним. Тем более что знавшие Гопкинса люди, в том числе и некоторые советские дипломаты, характеризовали его как общительного и дружественно настроенного к нам собеседника. Говорили, что сильно он болен и что работать ему трудно. Подчеркивали подвижничество и другие его благородные качества. И вот долгожданная встреча с этим человеком. Она заняла особое место в серии наших бесед с американскими деятелями. До сих пор я не могу избавиться от весьма противоречивых впечатлений от нее.

Накануне вечером Гопкинс позвонил и сказал, что утром приедет в советское посольство. Беседа состоялась в квартире советского посла за обеденным столом. Сначала нас было трое – Уманский, Гопкинс и я; позднее к нам все-таки присоединился лорд Бивербрук.

Гопкинс сразу произвел впечатление человека, убежденного, что представители Советского государства должны перед ним чувствовать себя просителями, терпеливо ожидать и довольствоваться тем, что получат.

Он был откровенно недоволен тем, что в его отсутствие в США появились русские, которые не просто просят и смиренно ждут, когда выполнят их просьбу, а проявляют настойчивость, добиваются ясности в вопросах, напоминают, контролируют выполнение аппаратом обещаний президента, торопят с решением вопроса и «даже осмеливаются» в глаза высказывать свою неудовлетворенность ходом дела. Ему было явно не по душе, что мы не обивали пороги разного рода канцелярий, а нашли пути к высшим властям, в том числе и к самому президенту.

Как помню, беседа началась с рассказа Гопкинса о его полете в Москву. Почти два часа длился пространный монолог о дорожных приключениях, встречах с советскими людьми, руководителями советского правительства.

Из его рассказа мне особенно запало, что, по мнению Гопкинса, советские представители, с которыми ему довелось встречаться, не располагают необходимой информацией и достаточными полномочиями, чтобы вести деловые разговоры с представителями иностранных государств. Поэтому, утверждал он, такие встречи не давали практических результатов. Все решалось только на самом высоком уровне. В качестве примера он сослался на одного из специалистов в области артиллерии (это был генерал Н. Д. Яковлев, впоследствии маршал артиллерии).

Гопкинс особо подчеркивал ценность тех сведений о положении дел и наших ресурсах, которые он получил лично от И. В. Сталина.

Действительно, если верить официальному отчету Гопкинса о поездке в Москву (по свидетельству Р. Шервуда), Сталин дал ему довольно обширную информацию о Красной армии и ее вооружении. Он, в частности, сообщил Гопкинсу о количестве советских дивизий на фронте и в резерве, о потенциальных возможностях увеличения числа этих дивизий. Председатель Совета народных комиссаров СССР, Верховный главнокомандующий И. В. Сталин дал Гопкинсу сведения о количестве имеющихся в Советском Союзе танков и самолетов, их тактико-технических данных, состоянии авиационной и танкостроительной промышленности в СССР, а также изъявил готовность передать США и Англии чертежи советских самолетов, танков и орудий. Гопкинсу были сообщены также ценные данные по гитлеровской армии.

Я не уверен, была ли у И. В. Сталина тогда необходимость давать все эти сведения представителю другого, хотя и дружественного нам государства. Пожалуй, если верить Гопкинсу, было сказано кое-что лишнее. Данное обстоятельство дало Гопкинсу возможность повсюду подчеркивать свою осведомленность в этой области и в свою очередь напирать на кажущуюся неосведомленность и некомпетентность советских представителей в вопросах, относящихся к общим стратегическим задачам и планам снабжения. Гопкинс сказал, что Сталин изложил ему потребность Советского Союза в танках, зенитных орудиях, алюминии, пулеметах, винтовках и другом вооружении, и перешел к вопросам, представлявшим для нас наибольший интерес – поставкам в Советский Союз военных материалов. Если коротко резюмировать позицию, которую он занимал по этому вопросу, то ее можно свести к следующему.

Гарри Гопкинс – правая рука президента Ф. Рузвельта, как о нем говорили, по сути, был против того, чтобы осуществлять активную поставку американских военных материалов в СССР уже к осени 1941 года, т. е. тогда, когда они были нам особенно нужны. Он считал, что главные усилия надо отнести на более отдаленный период. И все вопросы, связанные с поставками в СССР, следует рассматривать не в Вашингтоне, на уровне военной миссии, а в Москве, на совещании представителей правительств трех государств. Кстати, он стоял за то, чтобы это совещание провести в более поздние сроки – после выяснения положения на советско-германском фронте. При этом Гопкинс заявил, что Сталин будто бы придерживался той же точки зрения. Верить этим словам мы не могли, ибо Сталин, как уже отмечалось выше, инструктируя меня, требовал, чтобы мы добивались как можно быстрейшего удовлетворения наших заявок. Когда мы попросили Гопкинса высказаться по этому поводу точнее, ему пришлось подтвердить, что глава советского правительства действительно настаивает на ускорении поставок.