Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно, – тихо сказал Артур.
– Отлично. – Прежде чем он успел передумать, Эдит снова исчезла за экраном.
На секунду он заколебался, усомнившись в собственном решении, но потом расстегнул рубашку. Его грудь была в порядке и даже сохранила упругость. На загорелой коже белели поседевшие волоски. Мириам сказала однажды, что у него хорошее тело. И тогда он даже не думал, что ей было с чем сравнивать. Он снял брюки, стянул носки и трусы и, прикрывшись халатом, выступил из-за ширмы. Позировала ли его жена одному художнику или целой аудитории?
Несколько студентов подняли головы. Лица их ничего не выражали, как будто они увидели то, к чему давно привыкли и чем были уже сыты по горло.
Он подошел к стулу, сел и скрестил ноги, прикрывая свое достоинство. Эдит кивнула, и он неохотно выпустил халат, который неслышно соскользнул на пол.
Тишина вдруг сменилась приятными уху рабочими звуками – шуршанием бумаги, чирканьем карандашей, поскрипыванием резинок. Артур смотрел прямо перед собой, на запыленный светильник, в котором как будто извивалась тонкая, яркая личинка. Эдит была права. Он чувствовал себя совершенно свободно, как будто был неандертальцем, попавшим из пещеры в художественную студию, что, как он подозревал, в некотором смысле и произошло на самом деле.
В какой-то момент ему показалось, что в аудиторию заглянул Адам. Артур не хотел двигаться и нарушать позу, а поэтому даже не повернул головы. Ему было тепло от маленького электрического камина, бросавшего оранжевый блеск на его голени, и ничто не мешало мысленно вернуться к тому давнему пикнику. Он заново переживал каждую секунду того восхитительного дня и даже порадовался, что изначально скрестил ноги.
Минут через десять кто-то крикнул:
– Мы можем принять новую позу?
Уже не стесняясь своей наготы, Артур встал и, глядя перед собой, опустил руки.
– А можете… ну… типа попозировать или что-то в этом роде? А то какой-то вы печальный.
– Скажи мне, что делать.
К нему подошел какой-то парень, взял Артура за руки, поднял их и вытянул одну и согнул другую.
– Представьте, что стреляете из лука. Мне это нужно для создания украшения.
– Ты – Бен?
– Да.
– Просто опиши, чего ты хочешь.
Эти дети собирались создать с его помощью ювелирное изделие или произведение искусства. Когда он уйдет, память о нем будет жить в украшенном драгоценными камнями гульфике или нарукавной повязке, точно так же, как память о Мириам жила в обшитой панелями комнате.
И тут его осенила странная мысль.
Он понял, что хочет, чтобы ее портрет продолжал висеть там, даже если она обнажена. Даже если она, возможно, не знала, когда позировала, что эта работа останется на выставке на долгие годы. Ее портрет стал прекрасным произведением искусства. Он не был частью его жизни, но был частью ее жизни. Люди должны иметь возможность это видеть.
– А вы молодец, – сказал Бен в конце урока. – Хотите взглянуть?
Артур оделся и последовал за Беном и Эдит. Видеть себя на двадцати набросках было непривычно и странно. Он видел свое тело, изображенное карандашом, углем, краской. Эти ребята не увидели в нем старика. Они рассматривали его как образец воина, лучника, как нечто красивое и нужное. Что ждет эти работы дальше? Лягут ли они в портфолио или будут с гордостью повешены на стену? Лет через двадцать, когда он, возможно, уйдет, им еще будут восхищаться. В глазах защипало от слез. В каких-то работах Артур узнавал себя, в каких-то – нет. Его лицо казалось умиротворенным и имело мало общего с той морщинистой, усталой физиономией, которая каждое утро встречала его в зеркале.
– Довольны? – спросила Эдит.
– Они чудесные.
– Моя жена говорит, что дает мне второй шанс, – объявил, входя в аудиторию, Адам. Лицо его было пепельно-серым, плечи поникли. – О, урок уже закончился? – Он огляделся и посмотрел на часы. – Хорошо поработали, ребята!
Бен и Эдит, едва удостоив его презрительным взглядом, вышли в коридор.
– Что это с ними? – удивился Адам.
– Модель не явилась.
– Как? Но они… – Он скользнул взглядом по работам. – О…
Артур поправил воротничок.
– Меня зовут Артур Пеппер. Давайте поговорим о том, зачем я сюда пришел. Меня интересует золотой шарм в виде палитры. На нем выгравированы инициалы S. Y. Полагаю, это могут быть инициалы Сонни Ярдли.
– В колледже нет полного реестра студенческих работ, – объяснил Адам. – Но наброски и фотографии некоторых самых перспективных учащихся сохранены.
Артур сказал, что ищет ювелирное изделие, созданное примерно в середине 60-х, и Адам снял с полки несколько тяжелых альбомов и положил на стол перед ними.
– Вам надо было так и сказать, – продолжал Адам. – Сожалею, что вам пришлось раздеться. У меня такое уже второй раз. Если об этом станет известно, меня уволят. И тогда я уже не верну жену. Вы ведь никому не расскажете, правда?
Артур обещал не рассказывать.
– Но почему она вам угрожает?
– А вы посмотрите на меня. Я – всего лишь преподаватель в колледже. Она юрист, и мне до нее как до неба. Она вьет из меня веревки. К счастью, у нее много работы. Но ей нравится, чтобы я бегал вокруг нее на цыпочках. И она постоянно угрожает уйти. Я так больше не могу.
– Да, звучит утомительно.
– Так и есть. Но нам обоим это нравится. Мы ругаемся, миримся, и потом у нас такой секс!
– О… – Артур переворачивал страницы и внимательно изучал наброски.
– Должно быть, в тот год они как раз делали шармы и прочее. В этом году тема другая – украшения для тела.
– Бен сказал, что мой пенис может стать бронежилетом. – Артур сказал это машинально и тут же рассмеялся, поймав себя на том, что произнес слово «пенис», а перед этим больше часа стоял голым перед студентами. Абсурд.
Адам растерянно взглянул на него, и Артур захохотал. По щеке потекла слеза, и он смахнул ее тыльной стороной ладони. Мысль о том, что Бен изготовит какую-то медную штуковину в виде его висящего хозяйства, отозвалась ноющей болью в мышцах живота. Он потер глаза. Его жизнь с Мириам была ложью.
– Нашли что-нибудь? – спросил Адам. – Какой год вас интересует?
– Ну, скажем, 1964-й. Извините, я немного раскис.
И