Но Бернадетт не отозвалась, даже не шевельнулась, и ее взгляд был прикован к шпилю Йоркского собора.

Он натянул тапочки и вышел на гравийную дорожку.

– Бернадетт? Ланч готов.

– Ланч? – На мгновение она нахмурилась, словно мысленно была где-то далеко. – Ах да.

Они сели за стол. После смерти Мириам Артур обычно не заботился о том, как подать еду – он просто накладывал ее на тарелку и ел, – но теперь остался доволен тем, как получились сэндвичи. Он разрезал их ровно и разделил четверти небольшим промежутком. Бернадетт села на стул, на котором всегда сидела Мириам. Она занимала больше места и своими рыжими волосами и фиолетовой блузкой напоминала попугая. Ногти у нее были зеленые, того же цвета, что и изумруд в шарме-слонике.

– Так вы, значит, съездили в Париж?

Артур кивнул, а потом рассказал о Сильви и свадебном бутике и о том, как Люси познакомилась с симпатичным официантом. Он завернул лавандовый пакет в розовую папиросную бумагу и вручил его Бернадетт еще до конца ланча.

– Что это? – спросила она, искренне удивившись.

– Просто маленький подарок в знак благодарности.

– За что?

Артур пожал плечами.

– Вы так мне помогаете.

Бернадетт развернула бумагу, повертела пакет и даже поднесла к носу.

– Прекрасный подарок.

Он ожидал, что она улыбнется ему и пожмет руку. Но она этого не сделала, и внутри у него что-то угасло.

Маленький подарок был с его стороны большим жестом. Артур хотел показать, что ценит ее, что она ему нравится, что он дорожит ее дружбой. Он вложил столько чувств в этот пакет. Но откуда ей было это знать? Он пожалел, что не написал что-нибудь соответствующее, особенно учитывая, что она, возможно, переживает трудные времена. Но когда Артур попытался подобрать слова, во рту вдруг пересохло.

– Спасибо вам, Артур.

Они закончили ланч, но ожидаемое успокоение так и не наступило. Живот снова скрутило, и он даже засомневался, что сэндвич и пирог задержатся в желудке достаточно долго. При этом беспокоился он не только из-за Бернадетт, но и из-за ожидаемого звонка Сонни, которая должна была ответить на все его вопросы.

– Вы когда-нибудь задумывались о том, какой была жизнь Карла до того, как вы познакомились? – спросил он как можно небрежнее.

Бернадетт вскинула бровь, но все же ответила:

– Ему было тридцать пять, когда мы встретились, так что, конечно, у него были другие женщины. И он был женат до меня. Я не задавала вопросов, потому что ничего не хотела знать, если вы это имеете в виду. Для меня было не важно, сколько женщин у него было до меня – две или двадцать. Мне жаль Натана. Он был так юн, когда потерял отца.

Артур знал, что может довериться этой достойной женщине, ставшей для него другом, пусть и бывшей сегодня немного отстраненной. Тем не менее расспрашивать ее о медицинском направлении казалось неуместным.

– Вы хотите что-то сказать? – спросила Бернадетт.

Артур закрыл глаза и увидел себя, старика с бледным, сморщенным телом, сидящим голым на стуле. Он увидел, как Мириам соблазнительно улыбается мужчине, пишущему ее портрет.

– Я… – начал он и замолчал, не находя нужных слов и не зная, хочет ли их произносить. – Мне просто интересно, почему Мириам осталась со мной. Я имею в виду… Посмотрите на меня. Я ничего собой не представляю. Ни амбиций, ни драйва. Я не рисую, не пишу, не творю. Я был слесарем, черт возьми. Ей, должно быть, было так скучно со мной.

Бернадетт нахмурилась, удивленная его излияниями.

– С чего бы ей было скучать? Что навело вас на эту мысль?

– Ох, я не знаю. – Он вздохнул, чувствуя, что сыт всем этим по горло. Этой тайной. – У нее была такая захватывающая жизнь до встречи со мной. И она не рассказала мне об этом. Утаила от меня. Мы прожили вместе столько лет, и вот теперь я спрашиваю себя, вспоминала ли она свою жизнь в Индии, тигров, художников и писателей. Жалела ли, что осталась со мной. Она забеременела, и ей пришлось довольствоваться той жизнью, которую я ей дал, когда на самом деле она хотела чего-то другого. – К своему крайнему смущению, Артур обнаружил, что слезы щиплют ему глаза.

Бернадетт как будто замерла, и, когда заговорила, голос ее был спокоен.

– Скучно не бывает, Артур. Иметь детей и быть взрослым – это уже приключение само по себе. Однажды я видела вас двоих на церковной ярмарке. Видела, как вы смотрите друг на друга. Она видела в вас своего защитника. Помню, я подумала, что вы созданы друг для друга.

– Когда это было? – с вызовом спросил он.

– Несколько лет назад.

– Вы, вероятно, ошиблись.

– Нет, – твердо сказала она. – Я знаю, что видела.

Артур дернул головой. Что бы ни сказала Бернадетт, положение уже не исправить. Ему бы следовало держать мысли при себе и рот на замке, а не выдавать свое сентиментальное настроение.

– Никогда не знаешь, что ждет тебя за углом. – Бернадетт встала, отнесла тарелки на кухню и открыла кран.

– Оставьте их! – крикнул он ей вслед. – Я сам их помою.

– Все в порядке. – Ее голос дрогнул.

Артур замер. Похоже, она плакала. Не надо было вспоминать Карла и спорить из-за того, что она видела на церковной ярмарке. И что теперь ему делать? Он сидел как вкопанный, в напряженной позе. Бернадетт шмыгнула носом, но он смотрел прямо перед собой, делая вид, что ничего не происходит. Все эти эмоции были не по его части.

– Вы в порядке? – тихо спросил он наконец.

– Я? Да, конечно. – Она повернула кран, но, когда потянулась за кухонным полотенцем, он увидел, что глаза у нее влажные.

Артур вспомнил давний разговор с Мириам. Он спросил, что она хочет на свой день рождения, и она сказала, чтобы он не утруждал себя покупкой, что ей ничего не надо. В итоге он просто подарил ей открытку и маленький букетик белых фрезий. В тот вечер жена почти не разговаривала с ним, а когда он наконец спросил, в чем дело, ответила, что ожидала подарка. «Но ты же сказала ничего тебе не покупать», – запротестовал он. «Да, но это фигура речи. Например, когда ты видишь, что женщина расстроена, и спрашиваешь, что не так, а она отвечает: «Ничего», – то это ничего не значит. Нужно спрашивать и спрашивать, пока не получишь ответ. Ты должен был хотеть купить мне подарок, даже если я сказала, что ничего не хочу. Это был твой шанс показать, что я тебе не безразлична».

Вот