Парни надевают защитные очки. Я показываю Хэммон, как правильно зарядить оружие. Эдж прицеливается. Гилад выпускает несколько очередей из водородной обоймы.

– Заметил, как тихо стреляет? – Я показываю ему, как одним движением большого пальца переключиться на термоядерный ствол.

Перехожу к Хоторну. Он только что расстрелял фигуру бойца Врат Зари в самой дальней точке стрельбища.

– Ну как тебе?

– Покажешь, как разбирать и собирать? – просит Хоторн, кладя «Грешник» на стойку.

– Конечно.

Он отступает на шаг. Беру оружие, снимаю магазин и принимаюсь разбирать «Грешника». Хоторн подходит ближе, утыкается носом мне в волосы, вдыхая запах, и обнимает меня со спины, губами касаясь чувствительной точки под ухом.

– Как я скучал, – выдыхает он.

Я кладу разобранный пистолет на стойку, тянусь назад и поглаживаю Хоторна ладонью, подставляя лицо поцелуям, а потом разворачиваюсь в его объятиях. Руки Хоторна заново изучают мои округлости.

– Ого! – кричит Эджертон через две перегородки от нас. – Это даже лучше, чем летать на векторной вертушке!

Я хихикаю прямо в губы Хоторну.

– Что за векторная вертушка?

– Тебе лучше не знать. После нее меня все еще преследует запах блевотины.

– Бедняжка… – смыкаю руки у него на затылке, притягивая для поцелуя.

– Спасибо за подарок, – шепчет он.

Через перегородку, уже что-то жуя, заглядывает Эджертон.

– Креллы тоже нам? – вопрошает он, держа надкушенную сдобу.

– Да, – киваю я. – Там заодно и напитки, они…

– Это? – спрашивает он, показывая вторую руку. И с занятыми руками обнимает меня. – Ты лучше всех, Розель.

Подходит Хэммон с парой бокалов игристого, один из них протягивая мне. Гилад вручает выпивку Хоторну.

– Тост! – восклицаю я, поднимая бокал.

Друзья смотрят на меня и смеются.

– Вообще-то это вино, Розель, – подсказывает Эдж.

– Тост – это… Ладно, забудьте. Давайте выпьем за нашу маленькую второрожденную семью.

– За семью, – повторяет Хоторн, а сам смотрит так, словно предпочел бы целовать меня.

Хэммон вдруг давится вином и кашляет. С широко распахнутыми глазами она таращится на Хоторна, словно тот приказал ей немедленно отправляться в бой.

– Хоторн! – ахает она. Голос ее пронизывает душераздирающий страх. – У тебя метка золотая.

Хоторн подносит к глазам левую руку. Голограмма меча уже не серебристая. Хэм глядит на меня, потом опускает взгляд вниз. Гилад смотрит на Хоторна, будто на ожившего покойника.

Первым приходит в себя Эдж.

– Поздравляю, Хоторн. Ты типа в лотерею выиграл. Мы за тебя очень рады.

– Не может быть, – себе под нос бормочет Хоторн. – Флинт не мог умереть.

Я с глазами, полными слез, отстраняюсь и принимаюсь собирать пистолет, затем убираю его на место – в черную бархатную коробку.

Хоторн берет Хэм за плечи.

– Цвет давно поменялся? – спрашивает он, слегка ее встряхивая. Хэммон бледнеет. – Ты видела?

– Эй, погоди, – убирает руки Хоторна Эдж. – Успокойся. Все будет…

– Давно? – с отчаяньем повторяет Хоторн.

– Не знаю! Я только заметила.

– А ты, Розель?

Качаю головой, но не поворачиваюсь – не хочу, чтобы он увидел мои слезы.

– Хоторн, угомонись, – увещевает Эдж. – Все не так уж плохо.

– Моя жизнь здесь! – рычит Хоторн. – Те, кого я люблю и кто любит меня! Там у меня нет ничего!

– Я понимаю, правда. – Эдж кладет руку ему на плечо. – Только ничего не попишешь. Ты теперь перворожденный. Придется смириться.

Хоторн опирается на стойку рядом со мной. Рука Эджертона безвольно падает.

– Я могу это исправить, я должен! – в смятении бормочет Хоторн.

Он сгребает меня в охапку – я роняю слезы на его летный комбинезон, – гладит по голове, целуя в макушку.

Услышав стук в дверь, мы отстраняемся.

– Военная полиция! Хоторн Тругрейв здесь?

Мы с Хоторном привыкли к осторожности. Приучились сдерживаться, чтобы не дать себя поймать, – на шаг опережать тех, кто мог бы нас разлучить. Но глядя, как Эджертон отпирает дверь, я понимаю, что все это уже не имеет значения. Нас оторвут друг от друга, и мы никак не можем этому помешать. Тайная нежность, взгляды исподтишка, чтобы никто не заметил любовь, написанную на моем лице, – все зря.

Я все равно его потеряю.

На стрельбище входят представители военной полиции. Парень с густыми бровями изучает голограмму Хоторна, сияющую над меткой, а потом находит его глазами.

– Вы переведены, перворожденный Тругрейв. Ваш корабль в Горн отбывает через двадцать минут. Вещи пришлют позже. Нам пора…

– Я не готов, – как загнанное в угол животное, рычит Хоторн.

Полицейский по-прежнему дружелюбен:

– Конечно, готовы. Просто идемте с нами, обо всем остальном позаботятся. Вы нужны семье.

– Я сказал, не готов! – сжимает руки в кулаки Хоторн.

Полицейские переглядываются. На лицах у них написано – «Ну, началось».

– Все будет хорошо, – увещевает один из них. – Вы летите домой.

А потом все трое хватают отбивающегося, как дикий зверь, Хоторна. Эджертон берет меня за руку.

– Розель! – брызжа слюной, орет Хоторн, вырываясь. На шее у него натягиваются жилы. – Розель! Вы не понимаете, я должен ее защитить. Они найдут способ ее уничтожить, они ее здесь и похоронят! Мне надо все исправить!

– Никто не собирается никого убивать, – ворчит полицейский, таща Хоторна к выходу.

– Не трогайте его, – сквозь слезы кричу я.

Эджертон держит меня, а я тянусь к черной коробке.

– Дай им его увести, – бормочет он мне на ухо. – Если ты встрянешь, он станет драться, ему же будет хуже.

Верно. Но чтобы удержаться и не достать оружие из ящика, приходится собрать всю волю в кулак.

Полицейские выводят Хоторна, и все заканчивается, не успев начаться.

И вот его уже нет.

Не помню, как снова оказываюсь в своей капсуле, но не могу представить, как выйду отсюда. Здесь они меня и похоронят.

Две недели о Хоторне не было ни слуху ни духу. Даже Гилад ничего не знал. Я постепенно приходила в отчаяние. Тритиум-101 вскоре отправится на задание. Если не получится поговорить с Хоторном сейчас, придется ждать до возвращения из «Сумеречного леса». Если, конечно, я вообще вернусь. Пока что все мои попытки связаться с Хоторном отклонялись. Не знаю, им самим или моим командиром.