– Мы пока наблюдаем…

– Учти, Филя, тебе теперь нельзя с духами общаться, – сказал однажды Марат и захохотал так, что слезы на глазах выступили, отсмеявшись, посмотрел серьезно на Филиппа, – ты с красным камнем в месте силы был. Теперь – один твой неверный шаг…

А действительно, Филипп и гадал, и с красным камнем на месте силы побывал. Но не заболел. Порядок действий был не тот? Значит, порядок манипуляций имеет значение! Камень – место силы – гадание. Гадание – место силы – красный камень. Порядок действий очень важен, очень. И обратный отсчет.

Филипп был уверен: теперь не хватает только одной детали, какого-то одного ингредиента. И тогда обратный отсчет должен подействовать!

«А вдруг Марат, как Овчинникова, умрет во сне? – пронеслось в голове у доктора Воздвиженского. – Не доживет? Да я повешусь тогда! У меня просто не будет другого выхода. Нет! Надо что-то делать сегодня и сейчас!»

Ночью Филипп несколько раз вскакивал, крался на цыпочках к палате Марата, прислушивался к его дыханию. Агния заболела под влиянием непреодолимых обстоятельств, случайно. А болезнь Марата – рукотворная, доктор Воздвиженский принял в ней деятельное участие, весь этот эксперимент – от начала до конца идея доктора.

Всю ночь так и прошлепал – от палаты Марата до палаты Агнии. Появился утром в ординаторской бледный, с синяками под глазами, руки тряслись.

Зоя посмотрела на доктора и без всякого сочувствия прикрикнула:

– А ну-ка! Щас по щекам надаю. Возьмите себя в руки, Филипп Алексеевич, как вам не стыдно? На вас больные смотрят!

Тетя Рая тоже смотрела укоризненно. Авдей позвал на крыльцо покурить.

– Не помогают таблетки-то?

Филипп отрицательно помотал головой. Не стал отрицать – принимает антидепрессанты.

– Зайдите в церковь, поставьте свечку.

– Да я не… – отмахнулся Филипп.

– Ладно. Сам пойду, поставлю за вас.

– Спасибо, – обреченно кивнул доктор.

– По садику-то походите, в небо посмотрите, на деревья, на цветочки… – сказал Авдей, – выход всегда найдется.

«Выход найдется, выход найдется», – повторял Филипп как заведенный. Снова и снова перебирал архив Носовой. Бросился в глаза лист бумаги, на нем только перечеркнутый ноль – изображение пустого множества, того самого пустого множества, о котором говорил математик Савинов. Филипп замер: что-то подобное он уже видел в бумагах Евдокии Носовой. Какое-то похожее изображение на полях, просто рисунок, не имеющий отношения к тексту, – так случайно, в задумчивости малюют что-то. Нашел. Свернувшаяся в кольцо змея, кусающая себя за хвост. Уроборос. Нет, совсем не то, совершенно разные вещи и совершенно разные изображения. Перебрал в который раз коробки Носовой. Нашел несколько изображений змей. Змеи присутствовали и в видениях всех пациентов, связанных с красным камнем. Но мало ли на свете змей?

Уроборос – символ вечности и алхимического процесса. Алхимией люди занимались с незапамятных времен. Есть китайская алхимия, арабская, европейская. Но всем алхимическим теориям присуща идея единства всего сущего. На основе ее алхимик начинал работу с поиска первовещества. Найдя его, он путем специальных операций получал философский камень.

Филипп позвонил племяннице Лизы Овчинниковой, напомнил о красном камне – нашла ли? Нет, пропал, не нашла…

«И что тебе даст этот камень? – ругал себя Филипп. – Уже не знаешь, за что хвататься».

Филипп нашел текст «Изумрудной скрижали» – на него часто ссылаются те, кто так или иначе говорят об алхимии. «То, что наверху, подобно находящемуся внизу, как то, что находится внизу, подобно тому, что наверху, дабы осуществить чудеса одного и того же. И подобно тому, как все вещи произошли от Единого, так все вещи родились от этой единой сущности через приспособление и принятие. Солнце ее отец, Луна ее мать. Ветер носил ее в своем чреве. Земля ее кормилица. Вещь эта – отец всяческого совершенства во всей вселенной. Сила ее остается цельной, когда она превращается в землю. Ты отделишь землю от огня, тонкое от грубого осторожно и с большим искусством. Эта вещь восходит от земли к небу и снова нисходит на землю, воспринимая силу как высших, так и низших областей мира… Поэтому от тебя отойдет всякая скверна. Эта вещь есть сила всяческой силы, ибо она победит всякую самую утонченную вещь и проникнет собою всякую твердую вещь»…

Как все это истолковать? Филипп потянулся было к мешочку с рунами – но спешно одернул руку: нельзя. Марат может оказаться прав. К шаману Севе записаться? Но это только через три месяца, но, может быть, по блату раньше примет. По какому блату? Перед глазами встало искривленное лицо дебильной Ксеньи в слюнях. Нет, к Севе нельзя, ни к кому, кто имеет связь с духами, нельзя, Марат прав.

Филипп вздрогнул, когда раздался звонок.

– Как ваши дела, мой юный друг? – радостно пробасил Аркадьев.

– Илья Борисович, очень плохо, – упавшим голосом сказал Филипп, – ничего не получилось. То есть получилось. Мой друг Марат Кузьмин, пройдя весь этот путь с красным камнем, с местом силы, с общением с силами тонкого мира, – заболел. А обратно – не выздоровел.

– Я вас поздравляю, Филипп! – неожиданно воодушевился профессор. – Вы нашли способ перемещать человека в иную реальность! Изменять сознание! Это – уникально!

– Не издевайтесь, пожалуйста, – Филипп чуть не плакал.

– Ничуть! Ничуть я не издеваюсь! Это – научное открытие, если хотите! – восторгался профессор. – Уж кандидатская-то у вас в кармане! Как назовете новую открытую вами болезнь? Рубиновая?

– Как их лечить теперь?! – в отчаянии прошептал Филипп. – Илья Борисович, как?! Лечить подобное подобным – не вышло.

– Ничего страшного, – помолчав, сказал Аркадьев, – зато теперь вы точно знаете генезис болезни. Ищите там. Или я вас не учил работать с фактами? Или вы не знаете, какое пагубное влияние оказывает паника на человеческую психику и вообще – на весь организм? Вы успокойтесь, вы на правильном пути. И перечитайте работу Юнга[21] «Психология и алхимия». Подобное подобному рознь. Ищите!

– А вдруг Марат умрет во сне? Вдруг Агния умрет? Как ваша Овчинникова…

– Вы фобию-то эту отбросьте, мой дорогой. Вы же психиатр и должны быть в курсе: навязчивые страхи никогда не реализуются.

– Но был же прецедент…

– Вот именно, прецедент. У вас, мой юный друг, какой-то ненаучный подход… Мы