К кризису добавились проблемы с Ирландской республиканской армией, которая теперь находилась под контролем убежденных марксистов, как следовало из немыслимого интервью, которое в 1974 году дал американскому телевидению Симус Туоми. В нем он признал, что было стратегическим ходом ИРА, заставить британские войска войти в Северную Ирландию для защиты католиков от протестантов. Таким образом, ИРА могли заявить о вторжении британских военных и объявить их оккупантами и агрессорами. Подобная стратегия, по его словам, могла быть использована для свержения капиталистического режима в США. Террористические атаки начались с основной части острова. В конце ноября двадцать один человек погиб во время взрывов в двух пабах Бирмингема. На все окна лондонских ресторанов установили металлические решетки, потому что ИРА бросали самодельные бомбы, начиненные ржавыми гвоздями и шарикоподшипниками в окна закусочных. Даже закрытый подвальный клуб Annabel’s на Беркли-Сквер был окружен мешками с песком.

Учитывая все эти события, неудивительно, что история Эвы Перон захватила меня еще в 1975 году. Профашистская чета Перонов пришла к власти, объединив аргентинские профсоюзы для свержения самого демократичного правительства Латинской Америки. Несмотря на то что Тим утверждал, что его интерпретация – исключительно аполитичная история Золушки, в 1976 году, во время записи «Эвиты», было глупо отрицать, что происходящее в его родной стране никак не отразилось на нем и его творчестве.

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ после премьеры «Дживса» у нас с Тимом был довольно эмоциональный телефонный разговор. Я спросил его в лоб, продолжит ли он работать со мной над историей Эвы Перон после всех разгромных рецензий. Он сказал мне не валять дурака. Возможно, потому что мы так удачно поработали над «Суперзвездой», уехав из города, под конец разговора мы решили поступить так же и на этот раз. Мы обосновались в Биаррице, отживающим свой век морском курорте на юго-западе Берега Басков, недалеко от испанской границы. До этого я никогда не был в Биаррице. Город прославился благодаря императрице Евгении, супруге Наполеона III[46], построившей там летний дворец, в котором сейчас находится некогда грандиозный отель. История казалась отличным поводом посетить это чудесное место. Мы забронировали номер и попросили, чтобы в нем поставили фортепиано. Мы с Тимом отправились первыми, а наши жены следом. Да, наши жены. Тим стал женатым человеком.

Дэвид Ланд предположил, что это произошло, потому что туры «Суперзвезды» подошли к концу, и запасы Марий Магдалин были исчерпаны. В любом случае, Билл Оукс закончил их с Тимом охоту, женившись на самой главной Магдалине, самой Ивонн Эллиман. Какое-то время внимание Тима занимала одна из жен Иакова из постановки «Иосифа», но в 1974 году он решил двигаться дальше. Мы с Сарой поняли, что Тим необычайно серьезно настроен в отношении Джейн Макинтош, когда он взял ее в путешестиве по Аргентине в начале 1974 года. К лету они уже были женаты и ждали пополнения.

Мы с Сарой были в полном восторге. Джейн была чудеснейшей миниатюрной шотландской девушкой, искрящейся, умной, всегда веселой. Когда они познакомились, она работала на радиостанции Capital, где Тим периодически выступал в качестве диджея. Она хорошо разбиралась в театре, так как раньше подрабатывала помощником продюсера в нескольких мюзиклах, включая «Бриолин» с Ричардом Гиром. Когда Тим познакомился с Джейн, она как раз встречалась с Гиром. И Тиму пришлось очень постараться, чтобы Джейн купилась на его изысканное очарование и ушла от Ричарда. Казалось, что у Джейн грандиозные планы в отношении Тима, но и терпения ей тоже было не занимать. Мы с Сарой с большим энтузиазмом поднимали бокалы за новобрчных на приеме в Савойе, надеясь, что их женитьба приведет к долгим и счастливым отношениям между Ллойд Уэбберами и Райсами. Я верил, что, несмотря на предсказание отца, наш старый добрый дуэт снова в деле.

К КОНЦУ 1974 ГОДА Тим проделал огромную работу над сюжетом мюзикла о Перонах. Он страшно гордился своим открытием, что Че Гевара был аргентинцем и современником Эвы. Оказывается, во времена Перона Гевара хотел запатентовать инсектицид, который изобрел, но его заявку отклонили. Было ли это происшествие поворотным моементом в его судьбе? Повиляло ли оно на то, что из положительного капиталиста среднего класса он превратился в яростного революционера? Тиму эта идея казалась интригующей и провокативной. К тому же, вводя в сюжет Че, Тим обретал персонажа, который мог выходить за пределы действия и выступать в качестве рассказчика.

История Эвиты предельно проста. Эва Дуарте была незаконнорожденным ребенком, жившим с семьей в аргентинских пампасах. Она проложила свой путь в Буэнос-Айрес лестью и проституцеий. Там она стала местной звездой театра. В результате нескольких успешных поворотов судьбы она стала любовницей жаждущего власти полковника Хуана Перона. Вскоре она стала его гламурной женой, сыгравшей ключевую роль в достижении его политических амбиций. Она неустанно призывала дескамисадос, бедняков, поддерживать Перона, используя самые шаблонные приемы из возможных. Вместе Пероны безжалосто уничтожали любое препятствие на пути к должности президента. «Эвита», как ее стали называть, пробрела статус святой среди своих любимых дескамисадос, в то время как аргентинская элита считала ее обычной шлюхой. Едва ей исполнилось тридцать, врачи обнаружили у нее последнюю стадию рака. Эва умерла в тридцать три года, по иронии судьбы, в том же возрасте, что и Иисус Христос.

Уже во время первых обсуждений я обнаружил серьезную проблему. В этой истории не было никого, кому можно было бы сопереживать, едва ли это хорошая предпосылка для успешного мюзикла. Но я понимал, почему Тим так увлечен идеей. И мне нравилось, как он хотел начать шоу. Показ настоящего фильма об Эве в кинотеатре Буэнос-Айреса прерывается сообщением, что она мертва. Затем переход к ее пышным похоронам, где Че появляется из скорбящей толпы как голос разума. И, бинго, тут мы начинаем!

Конечно, смерть Эвы в таком молодом возрасте придавала истории трагический окрас. Но, поскольку она поддерживала такие ужасные ценности, я не понимал, как заставить зрителей сопереживать ей. Да и нужно ли было это делать? Чем больше я думал об этом, тем более убеждадся, что мне нужен способ оставить зрителей эмоционально отчужденными от Эвы, но в то же время, они должны были понимать, почему ее так любили.

Казалось, мне потребовались годы, чтобы найти решение, но я живо помню, когда и где оно пришло мне на ум. Это случилось в субботу днем в Бристоле во время особенно провального эпизода истории с «Дживсом». Я напевал: «Как решить проблему вроде «Эвиты»?». И вдруг я вспомнил, как в 1969 году видел одно из последних выступлений Джуди Гарленд в Лондоне. «Не выступлений», если быть более точным. Джуди опаздала на час, и толпа, уже напившаяся дешевым шампанским, была, мягко говоря, взволнована и возмущена. В конце концов она появилась, попыталась спеть «The Trolley Song», но исполнение было настолько невнятным и бессвязным, что зрители стали кидать на сцену монеты и гудеть.