НАЧАЛСЯ 1975 ГОД, а вместе с ним репетиции в церковном холле в безнадежно тоскливом Кларкенуэлле. Я пришел на первую встречу в надежде обнаружить новый сокращенный сценарий, но вместо этого увидел нечто по размерам напоминающее Европейскую Конвенцию По Правам Человека.

Такой же настораживающей показалась и бутылка дешевого вина из супермаркета, которая в разгар рабочего дня появилась на столе Эрика Томпсона. С самого первого дня стало очевидным, что у Эрика большие проблемы с алкоголем. Каждый день к двенадцати часам помощник режиссера Хью Вулдридж (впоследствии Хью стал успешным театральным режиссером) ставил на стол бутылку вина «Hirondelle», ближе к вечеру за ней следовала вторая. Эрик пил безо всякого стеснения. Неудивительно, что актеры не проявляли никакого отношения к нему. Тем временем, танцевальные репетиции проходили в другом помещении без каких-либо указаний на то, как они впишутся в постановку. В третьем зале мы с Энтони Боулсом репетировали композиции, которые в итоге появлялись только в антрактах. У нас не было даже намека на продюсера, который мог бы взять организацию в свои руки.

Часто возникает странное чувство безразличия, которое охватывает участников бедственного мюзикла по мере приближения премьеры. Мюзиклы-катастрофы подобны неуправляемой махине, которая на всей скорости несется прямо в пропасть. И бесполезно жать на тормоза или выкручивать руль. Несмотря на то что у нас не было ни одного общего прогона, мы отправились на предпоказ в Бристоле с какой-то нелепой верой в то, что все элементы сложатся сами собой. Это был кошмар. Конечно, были бесконечные попытки оправдаться, что, мол, театр слишком большой (это действительно так), и все пройдет нормально в Театре Её Величества, который вдвое меньше. По правде говоря, шоу было невыносимо затянутым – первый показ длился около четырех часов. И ничего не сочеталось между собой. Декорации не соответствовали сценарию, а моя музыка ни тому, ни другому. Была вырезана целая сюжетная линия с участием любимой тетушки Берти Вустера Далии, следовательно, пришлось отказаться и от двух моих песен.

Дэвид Хеммингс буквально утопил свою грусть в баре отеля, где он пил виски и показывал фокусы любому, кто мог бы составить ему компанию в два часа ночи. Когда наконец сопродюсер Майкл Уайт появился на горизонте, было совершенно очевидно, что лондонскую премьеру нужно отменять. Но от тоже почему-то надеялся, что из шкафа, как сказал бы Дживс, появится «deus ex machina» и спасет его и инвесторов. Впрочем, он отстранил Эрика Томпсона и посадил в режиссерское кресло Алана.

22 апреля в Лондоне состоялась премьера «Дживса». Рецензии были разгромными. Весь второй акт мы с Аланом провели в баре «Le Petit Club Français» за углом. И, несмотря на уныние, мы договорились, что когда-нибудь перепишем «Дживса» с нуля.

На наше несчастье, за неделю до «Дживса» состоялась премьера бесподобной постановки «A Little Night Music» Хала Принса с музыкой и словами Стивена Сондхайма. Так что критики от души повеселились, сравнивая наши шоу. Было, конечно, несколько отзывов, в которых говорилось, что песни не так уж и плохи, но Джек Тинкер из Daily Mail написал, что мои «броские мелодии оказались выброшенными» из сюжета. Впрочем, уважаемый критик Sunday Times Гарольд Гобсон, возможно, помня о моем рыцарском поведении по отношению к Сибил Торндайк, практически провозгласил нашего «Дживса» шедевром всех времен и народов. Он пел свои дифирамбы около трех недель, так что удостоился специального раздела «Гобсон о ”Дживсе“» в сатирическом журнале Private Eye. Вскоре после этого он вышел на пенсию. Он слишком часто нападал на ложный след в последнее время.

Мы с Сарой поехали в Венецию, где до меня дошло, как сильно Сидмонтон и «Дживс» сказались на ней. Она осунулась, а ее волосы выглядели так, будто она прошла курс химиотерапии. Во время репетиций я замечал, что она часто испытывает жажду, но в Венеции она пила воду литрами. По возвращении домой она сходила ко врачу, который сказал, что у нее стресс, и прописал валиум.

Когда я решил, что хуже уже некогда, мне пришло письмо. Оно было написано на фирменной бумаге отеля Савой и гласило следующее: «Я только что посмотрел ”Дживса“. И вот что тебе скажу. Запомни, что нельзя слушать мюзикл, если его невозможно смотреть. Ты работаешь над чем-то еще? Харольд Принс». Невозможно описать словами, сколько это письмо значило для меня. Я долго раздумывал над ответным письмом, но интуиция подсказала мне позвонить ему. Наша встреча состоялась тем же вечером в баре American. Хал всячески старался подбодрить меня. Я сказал, как сожалею о той истории с «Суперзвездой». И он вновь напомнил, что декорации должны соответствовать материалу. «Дживсу» нужно было что-то простое и элегантное, в то время как на нашей сцене было нечто громоздкое и уродливое. Так что выше нос и вперед к новым свершениям. Над чем я собираюсь работать теперь? Я ответил, что скорее всего буду работать с Тимом над мюзиклом об Эвите Перон. Хал заставил меня поклясться, что он будет первым, кому я покажу результат.

Если вы думаете, что финансовый кризис 2008 года был серьезным, почитайте о том, что происходило треть века назад. В США ситуация была критической. Индекс Доу-Джонса потерял 45 процентов – почти половину своей стоимости – в 2008 году потеря составила 20 процентов. Но это было ничто по сравнению с тем, что творилось в Британии. К январю 1975 года британские акции потеряли три четверти своей стоимости всего за один год. Представьте, какие последствия были бы у такого финансового краха сегодня. Джим Слейтер, финансовый гуру того времени, подвел итоги 1975 года следующим образом: «Людям нужно всего три вещи: консервированная фасоль, крюгеррэнды (золотые) и оружие, чтобы защитить семью». Сотрудники Wall Street Journal пошли еще дальше. Статья, известная фразой «Британия – это больной человек Европы», заканчивалась словами: «Прощай, Великобритания, мы были раду знакомству».

Не будет преувеличением сказать, что к 1974 году Британия оказалась на грани политического кризиса, некоторые даже поговаривали о грядущей революции. Проблемы начались еще в 1970 году, когда правительство возглавила консервативная партия под руководством Эдварда Хита. Ультралевые, застигнутые врасплох победой противников, начали кампанию по свержению его администрации. В 1973 началось открытое противостояние между правительством и профсоюзами, обострившееся в ноябре того же года, когда ОПЕК объявил о повышении цен на нефть на 70 процентов.

В феврале 1974 года Союз горняков объявил всеобщую забастовку, и Хит объявил трехдневную рабочую неделю по всей стране. Была ограничена подача электричества, и театры, как и многие другие организации, пытались обойти это ограничение, устанавливая собственные генераторы. В марте премьер-министр объявил выборы, которые закончились тем, что ни одна из партий не получила большинства. Хита сменил Гарольд Вильсон, возглавивший лейбористскую администрацию. Повторные выборы в октябре того же года закончились небольшим перевесом в сторону Вильсона. Повсеместное повышение зарплат в государственном секторе на время улучшило положение. Но правительственные расходы выросли на 35 процентов, в то время как инфляция достигла 20 процентов, а подоходный налог увеличился до целых 98 процентов. В июне того же года произошли столкновения между фашистским Национальным фронтом и Международной марксистской студенческой группой, один из участников которой был убит. Ходили слухи, что военные формировали частные подразделения для борьбы с коммунистическими захватчиками.