Но, уважаемый милорд, у нас нет никаких рычагов, чтоб остановить расхищение турецким гарнизоном того, что еще осталось от Парфенона. Невежественные солдаты постоянно отбивают отовсюду куски мрамора для того, чтоб извлечь из них свинец, использовавшийся для крепления отдельных мраморных блоков друг с другом. Я не испытываю ни тени сомнения в том, что не пройдет и половины столетия, как от Парфенона не останется ни одного камня, поэтому было б хорошо, ми — лорд, если б вы смогли приобрести в собственность оставшееся или же сделать возможное для спасения и сохранения его хотя бы в настоящем состоянии.

Надеюсь видеть вашу милость в Афинах в самом скором времени. До того прощаюсь с вами и остаюсь

преподобный Хант

Леди Мэри Кристофер Брюс, которую называли просто малышка Мэри, появилась на свет в последний день августа. Вторые роды прошли для матери много легче, чем первые. Но до сих пор Мэри не могла изгнать из памяти тягот деторождения, мысленно удивляясь тому, как верно слово «тяготы» отражает процесс родов. Она все еще не оправилась от потрясения, пережитого в то время. Ровно два дня спустя после рождения дочери, когда французы потерпели поражение от английской и турецкой армий под Александрией, Элджин вбежал в дом, сжимая в руке письмо с этим счастливым известием, и с того дня жизнь английского посольства в Константинополе завертелась в вихре развлечений. Посольскую чету приглашали на все празднества, проводимые султаном, — а их было великое множество — и на все торжественные ужины и грандиозные балы, устроенные в честь победы.

Не прошло и трех недель после появления на свет дочери, а Мэри уже каждый вечер отправлялась на большом барке любоваться прекрасными фейерверками, и продолжалось это развлечение целую неделю. Присутствие супруги посла было обязательным, Элджин на каждый из праздников получал особое приглашение. В один из этих вечеров их лодка повстречалась с огромным кораблем султана. Когда суда поравнялись, Селим приветствовал английского посла. Обернувшись через минуту еще раз взглянуть на прекрасный барк, Мэри увидела, что султан навел на их судно подзорную трубу и смотрит прямо на нее. В этот же момент она заметила, как ей приветственно машут женщины гарема, затворницы уютной маленькой темницы.

Почему бы не разрешить им вместе со всеми любоваться праздничным зрелищем? Ведь это самые выдающиеся женщины империи, разве мужчины не хотят насладиться их обществом по такому знаменательному случаю? Мэри даже вообразить не могла, чтобы ей пришлось смотреть на Элджина издали. Нет, она уверена, что и он хотел видеть ее рядом с собой.

Во всяком случае, валиде, должно быть, заметила, как ее сын разглядывал в подзорную трубу англичанку, потому что давно откладываемое приглашение наконец было получено.

— Имейте в виду, госпожа валиде весьма незаурядная женщина, — поучала Мэри синьора Пизани, растолковывая ей принятые в гареме правила. — Ее имя — только не вздумайте произносить его — Михрисах, что означает «Повелительница солнца». Родом она из далекой страны Грузии, что в Кавказских горах, и узнала в жизни немало горя. Вы, наверное, слыхали, что иногда в Турции наследника престола могут заключить в тюрьму, что является единственной альтернативой его гибели. Так вот, нынешний султан Селим провел в темнице пятнадцать лет, ожидая, пока освободится престол после его дяди Абдулхамида. И все эти годы госпожа валиде жила во Дворце слез, предназначенном для вдовствующих женщин. Лишь двенадцать лет назад престол освободился и Селим стал султаном.

— Его мать имеет влияние при дворе? — поинтересовалась Мэри.

— Из всех людей, возможно, именно госпожа валиде имеет самое большое влияние на султана. Большее, чем любой из его советников. Ей сообщают обо всем, что происходит, ни одно решение не принимается без ее предварительного разрешения или одобрения.

В течение нескольких недель Мэри внимательно изучала протокол и готовилась к этому визиту. И вот назначенный день настал. Для валиде и близких к ней лиц, среди которых была одна из жен великого визиря, с которой Мэри хотела побеседовать о прививках, она приготовила в качестве подарков несколько предметов меблировки, изящных и богато украшенных. Также из Англии были присланы хрустальные канделябры, жирандоли, кружева, серебряная посуда, чайные сервизы и даже экзотический самовар. Все это было надлежащим образом начищено и упаковано. Гардероб Мэри был заранее обдуман. В течение дня ей предстояло сменить несколько платьев, как то бывает в пятиактных пьесах господина Шекспира, и Мэри намеревалась блеснуть в каждом из них.

Ранним утром за ней прибыла лодка. Путешествие на другой берег залива не было приятным: погода стояла пасмурной, поднятые ветром волны раскачивали легкое судно и брызгали на платье, шел дождь, рассвет занимался медленно и неохотно. Мэри сидела, съежившись под натянутым пологом, кутаясь в меха и мысленно воображая, что ее несет, косолапо ступая по неровной земле, в могучих лапах огромный медведь. Последние два месяца воздух хранил чрезвычайную влажность, и ее проблемы с легкими возобновились. Приступы были не тяжелыми, но довольно продолжительными, поскольку ей пришлось несколько вечеров подряд провести вблизи воды. А если она не была на борту судна, то до утра танцевала на каком-нибудь из балов шотландские рилы. Наконец нос судна ткнулся в берег, навстречу Мэри вышла фаланга черных евнухов, и ее торжественно проводили в сераль к валиде.

Как только Мэри миновала охраняемые янычарами двери, ворота за ней захлопнулись, евнухи исчезли, и Мэри с сопровождавшими ее Мастерман, синьорой Пизани и двумя горничными была встречена дюжиной женщин в самых великолепных нарядах. Две из них под руки новели ее вперед, а третья шла перед ними, неся в руках золотой филигранный поднос с курящимися благовониями. Густой аромат индийских курений — коры коричного дерева и сладкой мирры — сопровождал Мэри, пока она поднималась по лестнице. Ханум уже ожидала ее и при виде подруги вскрикнула от радости. Она ввела Мэри в небольшую комнатку, где та могла оправить свой пышный наряд после дороги. Две женщины поднесли Мэри зеркало, но в эту минуту она больше удивлялась выражению лица Мастерман, стоявшей напротив, чем глядела на собственное отражение. Наскоро пригладив волосы и оправив юбки, она шепотом осведомилась у горничной, что с той случилось.

— Да вы бы поглядели на то зеркало, что они держали перед вами, — так же шепотом отвечала та. — Небось, сроду не видали таких жемчугов да алмазов, какие к нему приклеены.

Как только присутствующие освежились поданными фруктами и кофе, Ханум объявила, что настало время встречи с валиде. Она ввела Мэри в зал с нарядно выложенными изразцами стенами, украшенными еще и изящными надписями, вязь которых напоминала грациозный танец. Хрупкая женщина, с наброшенной на плечи прекрасной алой шалью в золотых блестках, была валиде-султан! Она сидела на диване, скрестив ноги — а la настоящая турчанка, — что, как Мэри показалось, было ее любимой и наиболее привычной позой. Шаль была задрапирована таким образом, что ноги женщины казались отрезанными, волосы же были убраны под конусовидную шапочку ярко-желтого шелка, впереди украшенную густой бахромой. Как Мэри тут же обратила внимание, все присутствовавшие женщины причесывали волосы таким же манером, очевидно подражая валиде-султан.