Я правда не понимала, в каком мире своем выдуманном мире живёт Доротея. Не выдержав, опять тихо засмеялась. Почему она считает, что ей позволено меня оскорблять, но когда я просто защищаю себя, она считает, что я переступаю какие-то границы?

Моя реакция ещё больше озлобила Доротею. Её красивое лицо было напряжено и теряло часть своей привлекательности, жилка на шее быстро билась, выдавая ее волнение и злость.

— А почему ты считаешь, что я не могу с тобой так разговаривать? Ты же смеешь меня оскорблять, и даже хуже. — Мне было правда интересно, как сестра собирается это объяснять.

— Ты разве не понимаешь, что у нас разные позиции? Что мы в разных ситуациях? Не сравнивай себя со мной. Все знают что я лучше тебя в каждом аспекте и являюсь настоящей хозяйкой Торнхар. Ты должна слушаться меня и знать свое место и почему-то ты перестала это понимать. — Я хмыкнула и молчала, долго не отвечая. Доротея не сразу осознала, что сказала, а когда осознала, замерла, не веря, что она действительно это произнесла. Сестра никогда не разговаривала так с прошлой Элли, хотя для меня в её словах не было ничего нового. Почему-то Доротея и правда воспринимала Элли как свою личную грушу для битья — унижая её при других и используя для собственного возвышения, отдавая минимальные крохи внимания, за которые Элли так боролась. Но до этого Доротея никогда открыто не показывала свое отношение. Видимо, отчаяние сказывалось на ней.

Мне было обидно за прошлую Элли. Слава Богу, мы сейчас являлись одним целым, и слова Доротеи были просто глупыми оскорблениями, в которые я сама не верила. Я не считала себя хуже Доротеи ни в едином аспекте. Внутри меня сидела небольшая боль от этих слов, но осознание всей правды о моей семье пришло очень давно — в те долгие дни, когда я шла по пустоши и мне нечего было делать, кроме как думать, вспоминать и анализировать.

— Понимаешь, Доротея, — мне надоел этот разговор, и я решила его завершать, — я ничего тебе не должна. Я уже помогла спасти твою жизнь, хотя могла бы промолчать, и тебя бы не нашли. Я не знаю, что у тебя в голове, с какой стати ты решила, что имеешь право приказывать мне и годами унижать меня, но будущая баронесса, вообще-то, я. Проснись.

— Да какая из тебя баронесса? Торнхар скоро станет вассальным, так что твой титул не имеет никакого веса! И герцогиней ты тоже теперь не станешь, — я закатила глаза: почему она всё всегда сводила к Оливеру?

— И слава богу, что не стану, мне никогда не было до этого дела. То, что Торнхар станет вассальным, не означает, что его нужно бросать, я собираюсь заботиться о наших землях и наших людях в любом случае. Мы по-прежнему ответственны за их благополучие, — я встала из-за стола. Доротея испортила мне всё моё вечернее чаепитие.

— Не вздумай уходить, Элли! — приказным тоном произнесла Доротея. — Мы ведь не решили, что будем завтра делать на суде.

Я хмыкнула и обернулась к ней:

— Я уже сказала, я не понимаю, при чём здесь я.

Доротея, очевидно, поняв, что прямыми приказами ничего не добьётся, вернулась к старым манипуляциям, от которых меня уже подташнивало.

— При том, что ты любишь меня и хочешь мне помочь, хочешь сделать меня счастливой. Ты должна понимать, что мы с Оливером любим друг друга и всегда любили, это не было попыткой оскорбить твою честь.

Я помолчала, и Доротея приняла это как положительный знак. Она приблизилась ко мне, изображая максимальную привязанность и любовь:

— Я знаю, что вместе мы сможем это пережить. Я не виновата в том, что мы с Оливером полюбили друг друга. Просто… так получилось. Помоги мне.

— Удивительно что ты продолжаешь нести этот бред, хотя уже сама начинаешь понимать что это не работает. Понимаешь, сестра… — я постучала пальцем по подбородку, делая вид, что задумалась, — я больше не люблю тебя. Я решила любить только тех, кто любит и уважает меня. Поэтому разбирайся со своими проблемами сама. Я уже точно знаю, что собираюсь говорить на суде, у тебя же осталось… — я взглянула на настенные часы, — порядка шестнадцати часов. Удачи.

Я уже почти вышла из столовой, когда меня догнал голос Доротеи.

— Элли! Конечно же, я люблю тебя, пожалуйста, Элли, ты должна мне помочь.

— Любишь? — я сделала паузу, дождавшись её кивка. — Тогда докажи. Извинись за свои поступки передо мной. Сходи к маме и скажи, что это была твоя идея открывать тот бал с Оливером. Подойди к Оливеру и признайся, что вся та ложь и грязь, что ты говорила обо мне, были неправдой, — я давала ей шанс на раскаяние. Я ни за что не собиралась больше доверять сестре, но если она извинится за своё поведение, а также возьмёт ответственность за то, что наговорила, я могла бы помочь Доротее выйти из ситуации с наименьшими потерями.

— Конечно же, я не могу так поступить! Ты вообще понимаешь, что они будут думать обо мне, если я в таком признаюсь?! — Доротея опять вспылила, считая, что её святой образ ни в коем случае нельзя было разрушать.

— Ну тогда я тоже ничем не могу помочь, — весело хмыкнула и покинула столовую. В спину мне раздалось очередное “Элли!” но в этот раз я проигнорировала крик Доротеи.

* * *

На следующий день за завтраком я была более-менее спокойна, в течение ночи я множество раз повторяла свои заготовленные ответы. Я была очень рада, что суд пройдет до ритуала по возвращению источника. Думаю, что после того как источник проснется, у короля будет ко мне намного больше вопросов. Вот только у него не будет уже права использовать камень правды.

Я очень боялась, что правда о даре воды вскроется каким-либо образом. Вряд ли кто-то догадается об этом или спросит напрямую — Элли сканировали в самом детстве, никакого дара у нее не было, да и дар воды был утрачен настолько давно, что никто даже не подумает о том, что такое возможно.

Если правда вскроется, у меня могло быть очень много проблем. Маги воды потеряли свою силу после ритуала, который должен был сделать сильнее их политическую факцию, они всегда ставили себя на уровне королей. Скорее всего, Феликс Второй сочтет меня опасной для короны, запрет в темнице или во дворце, окружит огромным количеством стражей и будет использовать мой дар так, как считает нужным.

Но был вариант, который пугал меня намного