предпочли того, кому они привыкли подчиняться, и решили не менять его на наглого болтуна, бездарность которого им была очевидна. Кроме того, они понимали, что жить Королю осталось недолго, и своего преемника он будет выбирать из числа тех, кто остался ему верен. Последнее было очень важно: при назначении нового предводителя акционеры, без всякого сомнения, скорее согласятся с выбором Хаджи-Ставроса, чем с голосованием бунтовщиков. В итоге нас поддержали человек десять. Я говорю нас, потому что Король был теперь не один. Мы лежали, прижавшись друг к другу, и Хаджи-Ставрос даже обнимал меня за плечи. Тамбурис и его сторонники мгновенно сориентировались и составили план обороны. Три человека, воспользовавшись общей сумятицей, вместе с Димитрием помчались в арсенал банды, чтобы запастись оружием, порохом и патронами. Они длинной лентой насыпали порох поперек дороги до самого арсенала, а затем вернулись и потихоньку смешались с толпой. Тем временем бандиты окончательно переругались, и все шло к тому, что с минуты на минуту банда разделится на две враждебные группировки. Наши сторонники сгрудились возле моей комнаты и охраняли ведущую в нее лестницу, заслоняя нас своими телами и оттесняя противника к кабинету Короля. Внезапно в накалившейся обстановке прозвучал пистолетный выстрел, и сразу в дорожной пыли вспыхнула огненная лента. Огонь добежал до арсенала, после чего раздался мощный взрыв, от которого с ужасным грохотом обрушились несколько скал.

Колцида и его сообщники, которых взрыв застал врасплох, всей толпой помчались к арсеналу, и этим немедленно воспользовался Тамбурис. Он взял Хаджи-Ставроса на руки, бегом спустился с ним по лестнице, уложил его, вернулся за мной, перенес меня и положил рядом с Королем. Затем наши сторонники повалили деревья, забаррикадировали лестницу и еще до того, как Колцида вернулся с вынужденной прогулки, организовали оборону.

Мы провели смотр своего воинства. Наша армия состояла из Короля, двух его слуг, Тамбуриса с восемью бандитами, Димитрия и меня. Всего четырнадцать человек, из которых трое были небоеспособны. Кафеджи отравился вместе со своим хозяином, и у него начались колики. Зато мы имели по два ружья на каждого и полно патронов, а у врага после подрыва арсенала огнестрельного оружия было мало. Однако численный и территориальный перевес был на их стороне. Мы не знали, насколько они боеспособны, но, полагаю, что человек тридцать могли пойти на приступ наших укреплений. Что касается обороняемого нами пространства, то оно вам хорошо известно. Я уже не раз его описывал. Правда, со времени моей первой трапезы, проходившей в компании миссис Саймонс, Мэри-Энн и корфинянина, это место претерпело сильные изменения. Все наши красивые деревья были повалены, а соловья и след простыл. Главное преимущество нашей позиции заключалось в том, что справа и слева ее защищали абсолютно неприступные скалы. Атаковать нас можно было только сверху, из кабинета Короля, а со дна оврага можно было вести наблюдение. В дальнейшем боевые действия велись следующим образом: они обстреливали нас из кабинета Короля, а мы стреляли вниз по их часовым, но на таком расстоянии и та, и другая сторона лишь понапрасну тратили порох.

Если бы Колцида и его подручные хоть немного соображали в военном деле, то они могли бы покончить с нами в два счета. Все, что им требовалось, это разрушить баррикаду, ворваться в наше расположение, прижать нас

к скале и сбросить в овраг. Но этот недоумок, несмотря на имевшийся у него двойной перевес, решил сделать ставку на огнестрельное оружие, которое было далеко не у каждого, и велел нескольким криворуким дурням, вообще не умевшим стрелять, открыть по нам огонь. Наши, по правде говоря, тоже не отличались особым умением, но все же они оказались немного умнее, да и руководили ими более толково. Поэтому еще до темноты наши сторонники сумели подстрелить пятерых бунтовщиков. Все сражавшиеся знали, как кого зовут, и, словно герои Гомера, окликали друг друга по именам. Одни пытались склонить на свою сторону противника, целясь в него из ружья, другие старались убедить не только пулей, но и словом. Эта схватка бывших соратников чем-то напоминала вооруженную дискуссию, главным аргументом в которой служила пуля.

Что касается меня, то я лежал в безопасном месте, укрытом от пуль, где пытался устранить последствия своей смертоносной акции и вернуть к жизни несчастного Короля гор. Его страдания были безмерны. Он жаловался на невыносимую жажду и сильную боль в животе. Ледяные руки Короля неестественно скрючились, редкий пульс с трудом прощупывался, дыхание стало прерывистым, а желудок безуспешно пытался извергнуть засевшего в нем истязателя. Однако разум Короля ничуть не помрачился, а его всепроникающий взгляд рыскал по горизонту, пытаясь обнаружить рейд Саламина и плавучую тюрьму Фотини.

Он сжал мою руку и сказал:

— Вылечите меня, дитя мое! Вы ведь доктор, и, значит, умеете лечить. Я не укоряю вас за то, что вы сделали. Вы были правы, когда хотели меня убить. Могу поклясться, что, если бы не ваш друг Харрис, я первым бы вас убил. Можно ли хоть чем-то погасить этот огонь внутри меня?

За жизнь я не держусь. Я достаточно пожил. Но если я умру, то вас убьют, а значит, зарежут мою бедную Фотини. Как я страдаю! Пощупайте мои руки. Кажется, они больше не слушаются меня. Вы думаете, у этого американца действительно хватит духу исполнить свои угрозы? Что вы мне там говорили? Фотини любит его! Несчастная! Я растил ее, чтобы она стала женой короля. Пусть она лучше умрет, чем… Нет, я даже рад, что она влюбилась в этого молодого человека. Может быть, он сжалится над ней. Кто вы для него? Всего лишь друг, даже не соотечественник. Друзей может быть сколько угодно, а вот другой такой Фотини нет в природе. Если мне будет выгодно, я задушу всех своих друзей, но я никогда не убью любящую меня женщину. Если бы он только знал, как она богата! Американцы ведь практичные люди, во всяком случае, так говорят. Но бедная невинная крошка не знает, насколько она богата. Я должен был сказать ей об этом. Как ей сообщить, что у нее четырехмиллионное приданное? А тут еще этот Колцида! Вылечите меня ради всего святого, и я раздавлю эту гадину!

Я не врач и обладаю лишь самыми элементарными знаниями в области токсикологии. Тем не менее я вспомнил, что при лечении отравления мышьяком используется метод, схожий с методом доктора Санградо27. Чтобы освободить желудок больного от мучавшего его содержимого, я глубоко запустил пальцы в королевский пищевод. Тем самым я вызвал рвотную реакцию, и