«Спасибо. Только не говори Энди, что я спрашивала тебя об этом», – попросила Эвви.

Моника отправила ответное сообщение в виде смайлика с застегнутым на молнию ртом.

Конечно, это можно было бы квалифицировать как особый случай, если бы таковым можно было бы назвать все то, чем долго пренебрегают в жизни. Эвви выбрала розовый комплект из двух частей, красный комплект и черный. Все это она выстирала накануне вручную в раковине с «Вулайт»[168], затем повесила сушиться и наконец сложила обратно в сумку в шкафу, как будто хотела изолировать злобных тварей от остального леса. Словно ее мягкие свитера могли бы быть шокированы таким соседством. Настал момент выбора, и, достав из сумки черный комплект, она разложила его на кровати.

После обеда она долго сидела в ванне, брея ноги и подмышки и подстригая ногти с такой точностью, которую раньше считала уместной только при строительстве кораблей в бутылках[169]. Затем она намазалась смягчающим лосьоном. Жалея, что не сделала педикюр, она поскребла размягченные пятки пемзой и обрызгала ступни особым мятным спреем[170].

Выйдя из ванны, она завернулась в халат и спустилась вниз, где съела бутерброд с арахисовым маслом и попыталась расслабиться. В сентябре исполнится два года с тех пор, как умер Тим, а это значит, что у нее два года не было никакого секса, а может быть, даже и больше. Ведь она никогда ни с кем не спала, кроме Тима. До недавнего времени она почти не думала об этом. Это стало как бы частью вдовства, частью того, что она больше не была женой. Этот новый статус диктовал ей, что она должна делать теперь, когда все ее планы «побега» волею судьбы в один миг испарились.

Она вспомнила, как в тот первый декабрь задавалась вопросом, означает ли это, что она никогда больше не будет заниматься сексом. А что, если больше никто не заинтересован в общении с ней? Что, если она сама просто не захочет этого никогда? Что, если существует неписаное правило, которое потребует от нее воздерживаться до тех пор, пока не умрут родители Тима? Что, если город примет решение залить ее в стекло и выставить перед почтой как памятник ее покойному мужу?

Где-то после второго бутерброда с арахисовым маслом Эвви решила сделать что-нибудь глупое. Она открыла ноутбук и погуглила: «Дин Тенни подруга», а затем нажала на вкладку «картинки».

– О, не-е-е-т, – тихо произнесла она.

Конечно, Эвелет знала о Мелани Коппс, актрисе, с которой его видели в самом конце карьеры. Рыжеволосая девица с очень бледной кожей и бровями, которые выглядели так, как будто она выиграла их, играя в покер с призраком Одри Хепберн[171]. На одной фотографии Мелани вцепилась в руку Дина. Там она была в таком коротком зеленом платье, что оно едва опускалось ниже талии, то есть того места, где должна быть талия. Но здесь также была и фотография Дина с профессиональной спортсменкой-серфером, блондинкой с мощными плечами и россыпью веснушек. А вот Дин с певицей по имени Бев Бо, которая славилась тем, что смешивала нежный вокал со скрипучим звуком электрической виолончели. Она также была очень и очень красива, с темной кожей и великолепными черными волосами.

Эвви захлопнула ноутбук и подошла к зеркалу в ванной. На ее лице виднелись два мелких шрама от прыщей на лбу. На щеке слегка просматривалось одно темноватое пятно неопределенного происхождения, которое, как заверил ее дерматолог, никакой опасности не представляло. Нос был слегка искривлен, и передние зубы тоже. Сквозь халат она ткнула себя в мягкий живот всеми пальцами, положила руки на талию и глубоко вздохнула. По словам девушки, которая недолго училась вместе с ней в девятом классе, она, Эвелет, могла гордиться своими длинными ногами, и хотя ее всегда устраивали ее груди, они уже не были такими, как в двадцать лет.

Эвви наклонилась поближе к зеркалу. Она взяла пинцет с маленького серебряного подноса и прищурилась. Как всегда, выщипывание левой брови заставило ее чихнуть, но она все же очистила пространство между бровями и те части, где маленькие волосики беспорядочно блуждали к ее вискам. Некоторые из волосиков были как телята, отбившиеся от стада. Она протерла лицо тампоном с очищающим кремом для умывания, надеясь, что это не как те пластиковые бусины, которые вредны для дельфинов или, например, черепах. После него она протерла лицо увлажняющим кремом, на тюбике которого значилось оптимистичное revitalizing – «оздоравливающий». Она еще не перешла на «омолаживающие» средства, так как считала, что «оздоравливающее» надо использовать, когда тебе больше тридцати, но меньше сорока, а «омолаживающее», когда тебе больше сорока, но меньше семидесяти. А потом, когда тебе стукнет семьдесят, ты просто скажешь всем недовольным твоей внешностью: «Отстань». Она осторожно капнула по три капли глазной сыворотки под каждый глаз, потому что кожа вокруг глаз особо нежная и чувствительная, смазала губы бальзамом, который, как она подозревала, был тайно сделан на той же фабрике, что и гигиеническая помада. Только в конце процесса смешивания вместо того, чтобы вылить его в тюбик, они вылили его в маленький круглый пластиковый флакон, добавили каплю ванили для запаха и продали по шестнадцать долларов за флакон.

В ее волосах был непослушный завиток, с которым она еще в школе периодически боролась в течение нескольких лет после того, как услышала, как ее бабушка Эштон говорила измученному отцу, что он должен что-то сделать с «этим крысиным гнездом».

«Ох, бабуля… Упокой Господи ее душу, – иногда думала Эвви. – Лучше сразу в зале ожидания в каком-нибудь загробном салоне на веки вечные».

Иногда Эвви распускала волосы, когда собиралась на особые мероприятия, но если бы она сделала это сейчас, то это выглядело бы так, будто она слишком старается. Идея Эвелет заключалась в том, чтобы выглядеть так, будто она секс-богиня, но чтобы нельзя было сказать, что она потратила на себя весь день. Поэтому она остановилась на лосьоне для завивки волос и понадеялась на лучшее.

А потом Эвви подошла к шкафу и рылась в ящике, набитом джинсами, пока не нашла самые красивые и самые темные из них. В них ее ноги казались еще более длинными, что Эвелет считала для себя самой лестной характеристикой. Она положила джинсы на кровать и начала перебирать вешалки в шкафу. Вот черный топ со свободным напуском и рубчатым поясом, вот черный топ с завязками сбоку, вот легкий свитер с короткими рукавами. Она не знала, куда они направляются, поэтому было ужасно трудно сделать выбор. Идея состояла в том, чтобы, естественно, приложить усилия и произвести впечатление, но так, чтобы этих усилий не было заметно. То есть она не могла выглядеть так, будто не пытается произвести впечатление. Но также она не могла выглядеть и так, будто пытается произвести впечатление.