Ян отложил листы.

Следствие ошиблось, и у него были неопровержимые доказательства. Вернее, они были у его напарницы, и, судя по всему, кто-то вновь даст этому делу ход, потому что Павел Никифоров не был убийцей Азизы Иванович, ее убила Катя Рубина. Ян слышал ее признание, но вот что делать с этим — он не знал.

Утром я первым делом стал проверять, может ли «Большой брат» предсказывать будущее.

Работа в офисе текла своим чередом: люди увольнялись, уходили в отпуска, новички ждали собеседований, поставщики требовали оплату, а клиенты — сервис на высоте. Мы пропускали сроки ответов на запросы в техническую поддержку, не выполняли план дополнительных продаж (это когда тикет можно обработать своими силами, а можно сделать вид, что он невероятно сложен, передать производителю и заработать комиссию). Но в целом нельзя сказать, что все катилось к чертям собачьим.

Из офиса президента прилетела депеша, что упомянутая в ночи встреча состоялась. Сегодня же состоится собрание в «Золотом кольце», явка обязательна. На встрече нужно не только быть безоговорочно убежденным, что «Большой брат» не предсказывает будущее, но и доказать, что «Передовые технологии» ни в коем случае не собирались обманывать клиентов, и то было добросовестное заблуждение из-за Романа Мангирова, который обманул компанию непонятно зачем.

Я догадался не сразу, для этого потребовалось невозможное: поверить, что программа действительно может предсказывать будущее, при том, что Роман никогда не ставил перед ней такой цели. Он хотел восстанавливать прошлое, предполагая, что если в какой-то достоверной точке существует фрагмент настоящего, то в нем обязательно содержатся крупицы дней минувших. Именно с ними работает программа, и именно этого функционала добивался Роман. А то, что получилось с прорицанием, — лишь плод его воображения. Увы — скорее всего, больного.

Понять программу Романа, не прикоснувшись к его жизни, не получится, и поэтому я отправился к его матери.

Я прочитал в анкете Ромы, что его родители живут в Орле, в частном доме. Отец занимается бизнесом, а мама — хозяйством. На самом деле все было не так. Я позвонил по указанному номеру, хотел поговорить с матерью Романа, Верой Ивановной, но она отказалась разговаривать: попросила приехать и показать документы, подтверждающие, что я действительно тот, за кого себя выдаю, и мои вопросы не из праздного любопытства или журналистских побуждений. Профессиональный интерес мать Романа понимала, но ей нужны были доказательства.

— Но вы ведь в Орле, — ответил я, — это, конечно, не так далеко, и я могу приехать, но для этого нужно выделить командировочные два-три дня, а ситуация срочная.

— Я живу в Подмосковье, — ответила со вздохом Вера Ивановна, — у вас некорректные данные. Приезжайте.

Она жила в дачном поселке в северной части Подмосковья, в большом деревянном доме современной постройки. Кажется, такой тип домов называется финским минимализмом: деревянный особняк с большими окнами обнесен широкой террасой со всех сторон. Участок находился на холме у кромки леса с соседями по бокам. На соседских сотках почему-то не было ни одного дерева, но во дворе Мангировых высоченные ели, словно партизаны, вышли из прохладной густоты и замерли плотной обступью аж до ворот.

Дверь калитки открылась, и я увидел глубоко несчастную женщину, потерявшую сына. Она приветливо улыбнулась и пригласила войти. Я показал документы — паспорт и доверенность, — и мы сели на террасе. Честно признаться, было некомфортно: мебель хоть и была добротная, из ротанга, но неухоженная: на диванных подушках неопрятные разводы, сиденья кресел засыпаны еловыми иголками, а столик покрылся пылью толщиной с мобильный телефон.

Вера Ивановна выглядела для своих лет неплохо: стройная, высокая женщина с копной густых, слегка тронутых сединой волос. Бледно-розовый шерстяной брючный костюм, поверх которого объемный серый кардиган с вытянутыми локтями и длинными, как у пальто, полами, создавал образ женщины, которая привыкла отдыхать в загородном доме за бокалом вина и чтением какой-то сложной книги. На ногах аккуратные туфельки с каблучком среднего размера. Вокруг нее наяривала круги маленькая собачонка, йоркширский терьер, с забавной челкой, собранной в небольшой фонтанчик. Образ никак не соотносился с энергетикой: вокруг Веры Ивановны почти ощутимо веяло непринятым горем.

Оказалось, ни в какой Орел родители Ромы никогда не перебирались — он все зачем-то выдумал. Вера Ивановна показала договор купли-продажи дома. Из документов следовало, что сюда они приехали десять лет назад.

— В первый же год, как муж снял погоны, мы смогли позволить себе выстроить этот дом, — рассказала Вера Ивановна, — и наша жизнь сильно изменилась. Я переводчик, работаю из дома, пока муж занимается своим бизнесом. Перевожу испанские романы на русский, ну и по мелочи какие-то частные заказы. Какое-то время Рома жил с нами, а потом ему захотелось самостоятельности, и он уехал в город. Наша квартира всегда была в его распоряжении, там он и жил. Хотя я всегда не понимала, как можно это обменять на загазованную Москву. Кто его тут беспокоил? Я сижу в своем кабинете днями напролет, обложившись книгами, и выхожу только что-то приготовить перекусить. Муж вообще дома появляется ближе к ночи.

Вера Ивановна спросила, предпочитаю я чай или кофе, и я ответил, что обойдусь только бутылкой воды без газа. От газа меня всегда пучит, к горлу подкатывает отрыжка, глаза слезятся — в общем, тот еще мирный джентльмен. Она сходила на кухню и принесла мне маленькую бутылку воды, себе налила чаю в чашку, поставила на блюдце. Я не хотел ее торопить и, если честно, очень смутно представлял себе, как буду задавать все те вопросы, которые копошились в голове. Но она начала сама.

— Сначала эта ситуация напоминала какую-то странную игру. Ему как будто не хватало времени в сутках, чтобы высказать все, что он считал нужным. Он мог зацепиться за какую-то мелочь и часами рассуждать. Говорил торопливо, словно не успевал за потоком мыслей. Мы смеялись, думая, что он рассказывает какие-то интересные вещи, просто мы их не понимаем. Между поколениями все же пролегает огромная пропасть. То, что понятно и интересно мне, вам кажется ужасной старостью, древностью и тоской смертной. А то, что интересует вас, нам кажется излишним и слишком сложным, оттого и неинтересным. Жаль, что я поняла это поздно. Очень поздно.

Она сделала глоток чая и взяла собачонку на руки. Та принялась вылизывать хозяйке лицо с таким усердием, словно собиралась победить в конкурсе.

— Чтобы он согласился встретиться с врачом, мне пришлось соврать, что у меня тоже случаются панические атаки. Поскольку в его понимании мы живем в Орле, я не могла присутствовать на сеансах, но врач мне все рассказывал, и не смотрите на меня так! Да, врачебная тайна, но мы так договорились, это было на пользу Роме, я была в курсе и держала процесс под контролем. Его состояние не было опасным, но некоторые вещи плотно застревали, и он не мог думать иначе. Например, он считал, что мы живем в Орле, что у отца никогда не ладилось с карьерой, что он работал в частных структурах, хотя муж — полковник милиции, вышел на пенсию и только потом занялся бизнесом. Рома не раз бывал в офисе отца, но почему-то считал, что у него бизнес по продаже иномарок, а мы не спорили.