— Его одолевали навязчивые идеи? — спросил я.

Вера Ивановна опустила собаку на пол и ответила:

— И не только. У него случались глубокие провалы в памяти. Порой для него было новостью что-то, что он видел своими глазами, а потом забыл. Например, я всегда есть на ежегодной книжной выставке-ярмарке в Москве на ВДНХ, и мы каждый год осенью всей семьей ходим на нее. Ходили, — поправила она. — Они сидели и слушали, как я даю интервью, как рассказываю о новых переводах, о том, что вскоре ждать читателям. Задавали вопросы. Потом мы вместе ужинали и разъезжались по домам. И он не помнил ни единой выставки. Ни единого ужина. В его понимании всегда наши встречи ограничивались его пребыванием в этом доме, который находится в Орле, — больше никак, к сожалению.

— Как вы поняли, что у него проблемы со здоровьем?

— Его начали мучить панические атаки, — сказала Вера Ивановна, — сначала небольшие, потом чаще, сильнее, страшнее. Я несколько раз вызывала к нему врача, искала долго, собеседовала, чтобы это был действительно профессионал. У них был контакт, он слушался его, пил таблетки. Препараты, как вы понимаете, были совсем не от панических атак, поскольку это лишь последствия. Причина была в другом. Когда он принимал таблетки курсом, состояние улучшалось, но, к сожалению, в последние годы не случалось ни дня, когда он был полностью свободен от навязчивых состояний или хотя бы не путал вымышленное с реальным.

— Это не доходило до…

Мне было тяжело произнести вслух слово «абсурд», потому что оно могло обидеть Веру Ивановну. Она, видимо, поняла, что я имею в виду. В глазах у нее стояли слезы. Она сказала:

— Нет. Врач сказал, что проблема не заключалась в чем-то плачевно неисправимом, но ситуация была непростой: он мог в любой момент что-то для себя понять и действовать исходя из этих понятий. Понимаете, у него не было абсурдных галлюцинаций, но он что-то путал и упорно в это верил. Ему, к примеру, не казалось, что на землю прилетели инопланетяне и завладели моим телом. Его понимания были скорее наивными.

«И стоили миллионы долларов, — добавил про себя я. — Помимо того, что он считал отца неудачником и путал недалекое, в общем-то, Подмосковье с Орлом, принимал болезнь за панические атаки, он еще был убежден, что создал программу, которая поворачивает время и предсказывает будущее, и убедил в этом не только команду, но и чертову кучу клиентов, которые жаждали теперь получить продукт во что бы то ни стало».

— Почему вы не сообщили на работу о его состоянии?

— А какой смысл? — спросила Вера Ивановна. — Для общества он не опасен, а работа для него была всем. Его там ценили, уважали, отчаянно держали. Несмотря на проблемы, сын был гением. Возможно, его гениальность и развилась на фоне болезни.

— Но ведь это все равно болезнь, — сказал я, стараясь, чтобы голос был мягким.

— Возможно. Но Эйнштейн тоже был болен.

— Не обижайтесь на мои слова, пожалуйста, но, скорее всего, на работе никто не понимал, что у Романа проблемы со здоровьем.

— Потому что это их не касалось, — сказала Вера Ивановна и пожала плечами. — Поэтому не имело смысла отбирать у него дело жизни. Что у него еще было? Катя погибла… Только работа, больше-то что?..

— Катя — это его невеста или супруга? Или подруга?

— Они не были женаты и, насколько мне известно, не собирались. Они были друзьями с детства. Катя погибла, попала под электричку. Незадолго до того, как с Ромой случилось несчастье.

— Несчастный случай…

Вера Ивановна посмотрела на меня как-то странно. Словно я чего-то не знал — чего-то, что знать полагалось.

— Нет. Это не был несчастный случай, — ответила она. — Это было самоубийство. И именно оно, по моему мнению, спровоцировало резкую прогрессию болезни Ромы.

Василий Федорович дожидался в фойе.

— Президент решил принять нас в халате, я видел по скайпу. Поэтому мы должны войти в номер вместе, чтобы не породить никаких слухов.

— Мы снова будем втроем? — спросил я, пропустив слова о слухах мимо ушей.

— Надеюсь, — ответил директор службы безопасности, — больше никого быть не должно.

Мы поднялись в номер к президенту и постучали. Он действительно был в белом банном халате, ноги босые. Улыбнулся, пригласил войти. Мы разулись и прошли в комнату.

— Есть несколько отличных новостей, — сказал президент. — И я начну первым, а потом вы расскажете о ваших.

— Ты так уверен, что они у нас есть? — спросил Василий Федорович. — А ты, Дима, оптимист.

— Не торопи события, Василий Федорович, сначала я. Итак, я знаю, кто и зачем устроил бойню в лаборатории. Мне также известно, чем вся история должна закончиться. И это радостная новость.

— Как бойня может быть радостной новостью? — спросил я. — Как минимум у меня двенадцать человек уволилось, а трое выставили ультиматумы по поводу повышения зарплаты в связи с риском для жизни. Полина ушла.

— Да пусть они идут, — отмахнулся президент и уселся в кресло. Халат неудобно задрался, и мы с Василием Федоровичем убедились, что президент без белья. Он с безразличием поправил полы, словно они не член с мошонкой обнажили, а просто неудачно легли. Он сам не выпивал и нам не предлагал. Столик с графинами был пуст.

— Куда бы они ни пошли, везде их настигнет неудача. Потому что мы — лучшие! Итак, готовы узнать, кто наш злейший враг? Собственно, он вам должен быть отлично известен: Ярослав Озеров, отставной генерал ФСБ, учредитель и генеральный директор «Лаборатории наблюдений».

Эту компанию я знал: она специализировалась на узкой потребности, у нее были только госзаказчики — в основном, конечно, ФСБ, где, судя по всему, у генерала-учредителя связи и знакомства. Озеровская «Лаборатория» поставляла оборудование для прослушки, записи и хранения. Но назвать их прямым и главным конкурентом нельзя: несмотря на схожую специфику, «Лаборатория» все же обеспечивала интересы госслужбы, в то время как мы занимались обеспечением бизнеса, который вынужден выполнять распоряжения властей. У госзаказчика свои поставщики, у бизнеса — свои, но нам приходится плотно работать с «Лабораторией», чтобы наши технологии корректно стыковались.

Президент дождался кивка от каждого из нас и продолжил:

— Почему «Лаборатория» выигрывает все тендеры и конкурсы, которые организовывает ФСБ, мы долго не знали. Валюша даже пыталась провести расследование на предмет взяток, но ничего не нашла и чуть не ушла из компании от стыда. Я ее тогда успокоил и сказал, что тендерный департамент могу доверить только ей, а то, что «Лабораторию» протягивают, давно понятно, нужно просто смириться и ориентироваться на бизнес. Но она ведь не успокоилась и нарыла-таки, что у «Лаборатории» есть финансовые структуры в офшорах, куда под видом займов они траншуют кругленькие суммы. Факт понятно трактуемый. Но, оказывается, деньгами финансируются вовсе не карманы ФСБ.