заскочили в оконный проём, пока остальные халумари сражались с чудовищными кореньями.

Сама Аманда не полезла, а лишь заглянула внутрь.

В свете приглушённого пламени горящего балдахина, тлеющей кровати и разворошённого неведомой силой камина виднелись фигуры ночных охотниц, а из дыма выскочила ещё одна фигура, в руке которой вспыхнула длинная светящаяся спица. Но после нескольких выстрелов фигура вскрикнула и отскочила назад, а пол на том месте, где она только что стояла, вздыбился и сломался, и из дыры выскочил, подобно освободившейся пружине, толстый и гладкий стебель и тут же свился в петли. И на петлях неимоверно быстро проросли большие, как щиты стражниц, листья лопухов, закрывая собой хозяйку. Ночные охотницы несколько раз выстрелили, но продырявив листья, попали лишь в стены — фигура скрылась в соседней комнате.

— Разбиться по парам! — прокричала та охотница, что привела Аманду к домику, и сама прильнула к стене. Остальные сделали так же, но две женщины тут вскрикнули, ибо из деревянных стен мгновенно выросли длинные и острые иглы, как на пустынных колючках, и пронзили ноги женщин.

А главная охотница вынула новую бандальерку и кинула в соседнее помещение. Оглушительно грохотнуло и ослепительно вспыхнуло.

Оставшиеся охотницы тут же скользнули внутрь, но через мгновение выскочили. Старшая охотница громко выругалась и заорала в коробочку на своём языке что-то вроде: «Оню шли торну рики!»

Аманда снова прикусила губу и двинулась вдоль стены, как те охотницы раньше, и осторожно, со всей опаской, выглянула из-за угла.

Халумари, кто смог отмахаться от летучих мышей, быстро подбежали к омуту, но тут же отскочили, ибо вода встала горбом, а затем обернулась огромной прозрачной пастью с длинными зубами. Пасть кинулась к берегу, а тяжёлые пули, выпущенные из больших скорострельных мушкетов, не причиняли ей никакого вреда. С тем же успехом можно высечь плетями море.

А потом всё стихло, оглушив тишиной. Водяная пасть опала в омут, словно дохлая медуза, а за ней и коренья рухнули на траву, как и полагается кореньям. И даже летучие мыши исчезли, будто не бывало.

Зато с новой силой стал разгораться огонь, но несколько халумари подскочили с большими кувшинами и сделали громкое «пш-ш-ш!», отчего огонь оказался окутанным белым облаком, а потом и вовсе погас.

Ноги Аманды предательски подкосились. Женщина села на траву и прислонилась спиной к деревянным стенам охотничьего домика. Очень сильно захотелось просто напиться, а то слишком уж много чудес было сегодня.

Глава 18

Лисья ярость

— Больно, — прошипела Аргифирет Серебряная Куница, лёжа на мягкой и сыроватой подстилке из лесного мха. Над головой тихо шелестели листья утреннего клёна, влажные от лёгкого тумана.

Рядом, на мху, сидел пленный халумари. В его волосах поблёскивала изумрудом колдовская спица. Бежать самозванец был неспособен, ибо думал сейчас очень и очень туго. Чтоб допросить, пришлось даже связать и вынуть спицу, а то всё бормочет несвязно и таращится перед собой, изредка моргая.

Сестра Куницы, Огнекрылая Гусыня, склонилась над ней, возложив ладони на обнажённый живот. На животе и груди темнели больше синяки, а на ноге краснела кровью повязка, ведь пуля пробила насквозь мясо, пришлось даже проливать заговорённой водой.

— Молчи, — прошипела волшебница, посильнее надавив на живот.

— Великое древо, помоги, — пробормотала Куница.

— Молчи, говорю!

— Как молчать? Они мне ребро сломали даже сквозь куртку из кожи дракона. Это чем же начинены их мушкеты?

— Заживут твои рёбра, — пробурчала волшебница и закрыла глаза. Под пальцами показался тёплый и желтоватый, как плод спелой тыквы, свет. Свет прокатился по синяку и стал впитываться в кожу и дальше, в сам живот.

Пока действовали целительные чары, дозорная перворождённых шипела и сжимала в кулаке мох, на котором лежала. А потом выдохнула и откинула голову.

— Люди безумцы — они даже своими святыми по кусочкам торгуют, продают мощи, кости, пальцы, волосы. Не сомневаюсь, что самозванцы такие же. Они наверняка в скором времени отрубят покровителю голову, снимут шкуру, а кровь разольют по кувшинам, люди же всегда верили, что это даст им долголетие и исцеление от всех хворей, даже чумы. А у нас для сильных чар осталось всего три жёлудя и времени на спасение не больше, чем воды в ладонях. И вернуться к Великому Древу, чтоб пополнить запасы, не успеем.

Волшебница цокнула языком и задрала повыше одёжку сестры, готовясь ещё раз прочитать заклинания. Но на мгновение замерла и проговорила:

— Если правильно распорядимся желудями и подготовимся с умом, то их должно хватить, чтоб вызволить единорога.

— А если не получится?

Сестра вздохнула, посмотрела на самозванца из другого мира и проронила:

— Тогда попробуем другую задумку.

* * *

Утро. Аврора стояла у халумарской кареты, которая тихо урчала, словно большой-пребольшой кот. Это урчало особое огненное колесо, запрятанное в железном сундуке на задней подставке. Так баронский племянник сказал. Мол, есть же на мельницах и кузнях водяные колёса, и есть ветряные, а это огненное. Знай себе, заливай горючее масло, и огонь крутит колесо, высекая из медной проволоки искры, которые нужны для халумарских амулетов и чар. Аврора только одно не поняла: как из меди высечь искры, ведь медь мягкая. Если бы кремень и железо. Или как у братца в пистоле: похожее на драгоценный металл кошкино золото, тоже высекает много искр. Но Дмитрий с улыбкой ответил, что нужна либо медь, либо серебро, либо золото. Наверное, это какие-то благородные искры, которые с каменными знаться не хотят.

Но было не до смеха. Девушка стояла, сжимая в одной руке фамильный пистоль с серебряными пулями, а в другой — знак Небесной Пары. Между холмами, словно молочные ручьи и реки, струились потоки белого тумана, в коем, казалось, вязло само вездесущее время, становясь густым и липким. Оно растягивало звуки и приглушало бытие.

Поток тумана мягко скатывался в извилистое русло обычной вялотекущей речушки, которая была по колено глубиной и обильно поросшая по берегам кустарником. За многие годы вода вымыла песок, и сейчас дно устилала мелкая галька, лишь изредка чередуясь с большими окатанными валунами, покрытыми мхом и лишайниками и торчащими из воды, как грибы из палой листвы.

А Небесная Пара, дарящая жизнь всему миру, окрашивала рассветом далёкие облака, плывущие на серо-лиловом небе.

Этот рассвет был долгожданным, ибо ночью вдоль светораздела опять ходила та старушенция, протягивая руки к ведьме-служанке. Старуха выла и ругалась, противным голосом, а молитвы отгоняли лишь на краткое время, словно тварь не боялась