Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Начало темнеть. Соня хрипела и косилась из стороны в сторону. Тимур уже краем глаза замечал серых хищников. «Они пока не нападают, ждут, когда лошадь ослабнет, чтобы копытом по башке не получить.» Он положил ствол револьвера на сгиб локтя, немного поворочался в седле, прицеливаясь. Бахнул выстрел. «Сучий потрох! Промазал.»
Волки отбежали, а кобыла чуть прибавила ход. Некоторое время Охотник их не видел. Потом кто-то дёрнул его за правую штанину. Мужчина пальнул в ту сторону не глядя. Соня шарахнулась влево, Тимур услышал рык, визг лошади, она встала на дыбы, и он полетел наземь.
Камни ударили по лопаткам, выбивая дыхание. Оскаленная пасть появилась рядом с лицом, он закрылся локтем, почувствовал, как сдавило руку и как его куда-то потащили, мотая из стороны в сторону. Он перевернулся на колени, пальнул пониже предплечья. Волк завизжал, согнулся, пытаясь укусить ужалившую его пулю, отошёл на пару шагов и пал.
Мужчина поднялся на ноги. Вокруг него кружили ещё двое. Трое хищников повисли на Соне, один уже вцепился в горло. «Ах вы твари! Отвалите от неё!» Тимур заорал, исторгая бессвязный крик, выплёскивая свою боль и желание, чтобы волки остановились. Словно невидимая волна ударила по хищникам, они прижались к земле. Внутренности Охотника свело от резкой боли. Он не помнил, что бы когда-либо испытывал такой сильный голод. Волки заворчали, отошли от дёргающейся в агонии лошади, но один, самый крупный, двинулся к человеку. Охотник посмотрел ему в глаза и понял, что тот собирается отстоять своё право командовать стаей. Тимур ответил на вызов, не отведя взгляда. Внутренний голос из глубин сознания нашёптывал образы, как его руки превращаются в косматые когтистые лапы, как он разрывает жалкого волчонка напополам. Но боль в животе, словно желудок уже пожирал сам себя, говорила о том, что цену за эту силу он не потянет. «Мне не нужен Зверь, чтобы победить это жалкое животное!»
Тимур подпустил волка ещё на пару шагов. Ладонь левой руки легла на курок, указательный палец правой зажал спусковой крючок. Вожак стаи начал приседать на задние лапы, напрягая передние. Ладонь Охотника несколько раз ударила по курку, револьвер выплюнул пули. Волк словно сам качнулся навстречу выстрелам и опрокинулся назад, сбитый потоком свинца. Лангри нажал на спусковой крючок ещё раз. Боёк сухо щёлкнул. Молодой мужчина посмотрел на остальных волков, но те только жалобно скулили, взлаивали, метались, не понимая куда бежать. Охотник уловил их желание скрыться и потребность подчиниться новому вожаку. «Какого пса вы мне сдались?!» Он замахал на хищников руками. Побрёл к затихшей лошади. Опустился рядом с головой, попав коленом в впитывающуюся в снег кровь. «Соня… Ну как же так?..» Слеза растопила иней на реснице. Так же, как и чувства волков, Тимур чувствовал предсмертные муки Сони. Её сердце отбивало свои последние удары. Он погладил лошадь по морде и стёр слезу со щеки. «Ты относилась ко мне хорошо, терпела меня, а я тебя не уберёг. Прощай…»
Охотник поднялся и поковылял вверх по склону. Волки держались позади. Он уже не чувствовал их намерений и не знал, следуют ли они за ним как за вожаком или просто ждут пока он ослабнет достаточно, чтобы напасть без опасений.
Горы по краям поднимались всё выше, словно пытались дотянуться до остро блестевших звёзд. Ветер гнал под ноги снежную позёмку. Тимур уже пару раз падал на колени и с каждым разом подниматься было всё сложнее. «Пёсья кровь. Какая глупая смерть. Я либо замёрзну, либо меня сожрут волки, либо замёрзну и меня сожрут волки…» Впереди показались огни фонарей. Донёсся далёкий выстрел, пуля свистнула где-то рядом. «О, новый вариант. Меня пристрелят.» Он попробовал поднять руки, потерял равновесие и упал лицом в снег.
Копыта затопали совсем рядом. Тимур чувствовал щекой вибрацию камней. «Лучше не шевелиться, пусть думают, что я полумёртв.»
- Хриня, подбери тохо волчика, шо я стрельнул. Сёма, хрузи тело на коныка, бери под узцы и двихай в сторожку.
- Будь сделано, Волотич.
Тимура подняли под руки, подкинули и бросили животом на лошадиный круп. Тот прикрыл глаза и пока не подавал виду, что в сознании. Мерно покачиваясь, волосатая лошадка донесла его до пахнущего дымом и деревом места. Охотника стащили с лошади и поволокли внутрь, в тепло. Молодой мужчина чувствовал, как множество рук содрали с него шинель, сняли кобуру, потом комок шерсти прошёлся по кистям, лицу, ушам, носу. Тимур не выдержал и заморгал.
- Очнулся! – перед ним возникло молодой курносое лицо со светлой чёлкой и глазами.
- Тащи водки, Хриня, - кучерявый черноволосый с проседью мужик обмотал чистыми бинтами ему руки и голову.
Охотник разлепил губы, почувствовал, как потекла из трещин кровь.
- Что там? – прошептал он.
- Синие пятна. Уши, щёки, нос, руки. Хде-то уже чернеют. Обморожение, возможно хангрена. На, пей.
Алкоголь обжёг губы, рот, гортань, пищевод, разжёг пламень в желудке. Тимур закашлял, захаркал кровью.
- Хреново дело. Кладите его на лавку к печке.
- Что делать-то, Волотич?
- Не знаю, Сёма, не знаю. Не жилец он, как по мне. Но мож оклемается, хто знает, молодой вроде.
- Эй, чужак? Ты как вообще тут оказался?
- Заблудился, надеялся, что к людям выйду, - прошептал Тимур.
- Оставь ехо, Хриня! Думаешь, хто-то добровольно в Орн полезет?
К Охотнику подошёл самый старший, с длинными до груди усами, натянул мужчине на голову шкуру.
- Отдыхай, хрейся, паря.
Тимур услышал, как он шепнул черноволосому.
- Ежели выживет, может калекой остаться.
- Не каркай, Сёма, - Волотич плюнул через левое плечо. - На усё воля Бога на Кресте.
***
Через некоторое время дрожь унялась, немного стало полегче, но голод терзал кишки всё сильнее. Тимур сел, выбираясь из-под меховой накидки. У входа в помещение висела тусклая лампа. Перед печью стоял крепкий стол, за ним двухъярусные лежанки. Половина спальных мест пустовала. Охотник заводил носом. «Где у них еда?» Встал, побрёл на источник запаха, задел лавку.
- Эй, ты куда болезный? – раздался молодой голос со стороны лежанок.
- Есть хочу, умираю, - Тимур не стал к нему поворачиваться и на всякий случай даже прикрыл глаза.
- Сейчас шо-нибудь найду, садись за стол. Холодное тока всё…
- Плевать.
Перед ним брякнулась