армия его имела до 400 000 воинов и, вероятно, превосходила числом армию Чингисхана, но в многочисленной армии его не было устройства, дисциплины, слепого повиновения государю, доверия к начальникам, навыка к трудам, нужде, лишениям, порядку во время битв — качеств, сделавших войска монголов столь страшными…

Власть Теркен-хатун над сыном и могущество войск канкалов доставили родственникам ее большое влияние на Мухаммеда и на дела его империи, в которой начальники войск были вместе с тем и правителями областей с властью весьма обширною. Могущество султана ослаблялось этою военною аристократией, привязанность которой к нему была ненадежна, а повиновение — шаткое…

Власть Теркен-хатун еще более расстроила единство управления. Она, будучи главой партии, составленной из начальников ее племени, и имея своенравный характер, приобрела в делах правления такую же силу, как и ее сын, и указы, посылаемые от ее имени, часто противоречащие желанию Мухаммеда, исполнялись точно так же, как и указы самого Мухаммеда…»[723]

И хотя, как уверял Рашид ад-Дин, «…в конце эпохи правления хорезмшаха население обладало совершеннейшими безопасностью и благосостоянием. Очаги смут угасли, дороги очистились от разбойников и грабителей…», перечисленные выше проблемы свидетельствовали скорее об обратном: о серьезном кризисе, охватившем державу хорезмшаха. Того и гляди, там могла начаться междоусобная война.

Султан Мухаммед хорезмшах вернулся в Самарканд из похода на Багдад в первой половине 1218 г. И здесь ему доложили о двух событиях, которые увеличили количество свалившихся на него проблем — так сказать, до кучи.

* * *

Во-первых, хорезмшаху доложили об убийстве гурхана Хучулуга и завоевании монголами империи кара-киданей. «Монгольский полководец (Зэв. — А. М.) без труда уничтожил военную силу (кара-киданей. — А. М.)… в то же время он с гораздо большим успехом, чем „султан ислама“ (то есть хорезмшах. — А. М.), выступил в роли освободителя мусульман от притеснений (кара-киданьского гурхана Хучулуга. — А. М.)»[724].

Вторым важным событием, о котором султану Мухаммеду хорезмшаху доложили по возвращении в Самарканд, было прибытие в качестве послов Чингисхана — Махмуда Хорезми, Али-Ходжу Бухари и Юсуфа Каика Отрари, которые «имели целью стремление к установлению отношений мира, дружбы и к следованию путем доброго соседства».

Послы сказали: «Великий хан (Чингисхан. — А. М.) приветствует тебя и говорит: „От меня не скрыто, как велико твое дело, мне известно и то, чего ты достиг в своей власти. Я узнал, что твое владение обширно и твоя власть распространилась на большинство стран земли, и поддержание мира с тобой я считаю одной из своих обязанностей.

Ты для меня подобен самому дорогому моему сыну. Не скрыто и для тебя, что я завладел Китаем и соседними с ним странами тюрок (державой кара-киданей. — А. М.), и их племена уже покорились мне. И ты лучше всех людей знаешь, что моя страна — скопища войск и рудники серебра и в ней столько (богатств), что излишне искать какую-либо другую. Несли сочтешь возможным открыть купцам обеих сторон путь для посещения, то это (было бы) на благо всем и для общей пользы“»[725].

И хотя хорезмшах принял и выслушал послов Чингисхана, главной его целью по-прежнему была подготовка к войне с монголами. Чтобы выведать информацию о боевой силе Великого Монгольского Улуса, хорезмшах устроил настоящий допрос одному из послов Чингисхана, Махмуду ал-Хорезми, а затем и вовсе, явив свое лицемерие, «поставил перед ним условие — быть соглядатаем при Чингисхане…

По доброй воле или из страха он (Махмуд ал-Хорезми. — А. М.) дал согласие на то, чего от него требовали.

Затем султан спросил: „Правду ли сказал мне Чингисхан, заявляя, что он завладел Китаем и захватил город Тамгадж (Чжунду — А. М.)? Правдив ли он, говоря об этом, или лжет?“

Тот ответил: „Да, он сказал правду. Такое великое дело не может остаться тайной, и скоро султан сам убедится в этом“.

Тот сказал: „Ты же знаешь, каковы мои владения и их обширность, знаешь, как многочисленны мои войска. Кто же этот проклятый, чтобы обращаться ко мне как к сыну? Какова же численность имеющихся у него войск?“

Увидев признаки гнева [султана] и то, что любезная речь превращается в спор, Махмуд ал-Хорезми отступил от искренности и стремился снискать милость султана, чтобы спастись из клыков смерти. Он сказал: „Его войско в сравнении с этими народами и несметным войском не что иное, как всадник перед конницей или дымок в сравнении с ночным мраком“»[726].

И хотя султан передал через послов о своем «согласии на то, чего просил Чингисхан в отношении перемирия (свободной торговли. — А. М.)»[727], после трагических событий в Отраре в двуличии хорезмшаха смог убедиться и сам Чингисхан…

* * *

После отъезда монгольских послов из Самарканда назад, в Монголию, в приграничный город владений султана Мухаммеда хорезмшаха Отрар прибыл упомянутый нами выше монгольский торговый караван.

«Когда… купцы прибыли в город Отрар, тамошним эмиром был некто по имени Иналчук (Инал-хан или Кайр-хан — А. М.)… Задержав их, он послал посла к султану… с уведомлением о [караване Чингисхана ио] положении [купцов]…

Кайр-хан, согласно приказу [султана], умертвил их, но [тем самым] он разорил целый мир и обездолил целый народ.

Прежде чем пришло это указание [от хорезмшаха], один из [купцов], хитростью убежав из тюрьмы, скрылся в глухом закоулке. Когда он узнал о происшедшей гибели своих товарищей, он пустился в путь, спеша к Чингисхану. Он доложил [ему] о горестных обстоятельствах других [купцов]. Эти слова произвели такое действие на сердце Чингисхана, что у него не осталось больше сил для стойкости и спокойствия.

В этом пламенном гневе он поднялся в одиночестве на вершину холма (горы Бурхан халдун. — А. М.), набросил на шею пояс, обнажил голову и приник лицом к земле.

В течение трех суток он молился и плакал [обращаясь] к господу (Всевышнему Тэнгри. — А. М.) и говорил:

„О великий господь! Я не был зачинщиком пробуждения этой смуты, даруй же мне своею помощью силу для отмщения!“

После этого он почувствовал в себе признаки знамения благовестия и бодрый и радостный спустился оттуда вниз, твердо решившись привести в порядок все необходимое для войны»[728].

Анализировавший сведения древних источников по вопросу о степени ответственности, которая падает на султана Мухаммеда хорезмшаха в этом преступлении [729],

В. В. Бартольд писал: «Ни один из наших источников не говорит, что купцы своим поведением дали какой-нибудь основательный повод к жалобам… по всей вероятности, купцы погибли, став жертвой жадности наместника и подозрительности султана… Поступок хорезмшаха даже с точки зрения современного международного права дал Чингисхану более чем достаточный повод для войны…»[730]

Правду сказать, Чингисхан все же