Мне было двадцать два года, когда я смогла вернуться сюда. Ему было семь лет. Я видела его один раз, он был вместе с другими детьми в деревне. Мальчик выглядел счастливым. У него были мои глаза. – Пауза. – Следующие три года я приезжала сюда при каждом удобном случае, всегда надеясь узнать что-нибудь о нем или даже увидеть его. Я не могла быть здесь Кейти Квин, поэтому я превращалась в других женщин, у которых были поводы взаимодействовать с людьми вокруг мальчика. Однажды я едва не дотронулась до него. Он пил воду из фонтанчика рядом со мной, когда я за ним следила. – Пауза. – Учитывая то, что я сделала, я не могла заставить себя заявить свои права на него. Я думала, что ему лучше без меня… Я винила во всем назойливых папарацци. Но правда в том, что мне было стыдно и я боялась последствий, боялась того, что подумают люди. Вся сила, которая у меня была, оказалась игрой. Я не была тем человеком, которым хотела казаться. Кейти Квин была просто еще одной ролью. Но у меня было время, чтобы все исправить. Во всяком случае, я думала, что оно у меня есть…

Кейти закрыла глаза и встала позади меня. Она говорила через мое плечо.

– Однажды он перестал появляться на игровой площадке, поэтому я наняла детектива.

Ее голос дрогнул. Пальцы у нее дрожали. Она старалась сдерживаться.

– Я сразу все поняла. Не знаю как, но поняла.

Кейти посмотрела на дверь.

– Я была здесь сотню раз. Стояла на этом самом месте, но ни разу не позвонила в колокольчик.

Она взяла меня за руку и посмотрела на меня.

Я подошел к колокольчику и негромко позвонил. Кейти пошла за мной, прикрывая лицо шарфом и надев очки. Когда через пять минут мне никто не открыл, я позвонил снова. На этот раз громче. Через несколько минут мы услышали шаркающие шаги справа, за той дверью, через которую в монастырь входили люди и выходили из него.

Огромная дверь открылась, и к нам вышла старая женщина. Пожалуй, ей было около восьмидесяти. По ней было видно, что мы прервали ее глубокий, безмятежный, спокойный сон. Монахиня была высокой и худой. Не такой, как я ожидал. Она посмотрела на меня:

– Puis-je vous aider?[21]

Кейти спрятала лицо за моим плечом и держала меня под руку.

– Прошу прощения, я не говорю… – начал я.

Монахиня подошла ближе. У нее был добрый голос. Спокойный.

– Я говорю по-английски.

Я вошел в круг света.

– Мэм, много лет назад у двери вашего монастыря оставили ребенка. Мне бы хотелось знать, что с ним случилось.

Она посмотрела на меня.

– Прошу меня понять, мы не даем никакой информации.

– Я понимаю, но, если я назову вам дату и время, может быть, вы хоть что-то мне скажете?

– Вы знаете дату?

– Первое марта тысяча девятьсот девяносто третьего года. Примерно в этот час ночи.

– Мальчик или девочка?

– Мальчик.

Монахиня посмотрела на меня, потом на Кейти. На нее она смотрела долго и внимательно. Ее веки чуть опустились. Сочувствие без слов. Кейти отвернулась, еще больше пряча лицо. Монахиня слегка поклонилась и сказала:

– Прошу вас, следуйте за мной.

Мы вошли следом за ней в монастырь. Пропустив нас, она надавила на дверь и заперла ее. Мы прошли под аркадой, вдоль которой находились деревянные двери. Монахиня дотронулась до одной из них и махнула в сторону остальных:

– Это наша школа.

Мы пересекли двор, потом поднялись по каменным ступеням, которых было больше сотни. Ступени закончились под высокими деревьями с листьями размером с листок бумаги, где росла трава, похожая на ковер. Монахиня сняла обувь и распахнула железную калитку, жестом приглашая нас войти. Мы тоже скинули туфли, прошли через калитку и последовали за ней по траве.

Это была трава кладбища.

Кейти обхватила себя руками, ее шаги замедлились. Мы миновали несколько надгробий. Некоторые были старыми, другие нет. Женщина открыла еще одну калитку, на этот раз меньшего размера, и повела нас дальше. Мне хватило одного взгляда по сторонам, чтобы понять: этот участок предназначен для детей. Длина могил была меньше, меньше было и расстояние между надгробиями. С лица Кейти ушли все краски.

Наконец монахиня остановилась, включила фонарик и навела его луч на участок травы под нашими ногами. Трава была зеленой, ее только что подстригли. Газон был безупречный, без единой проплешины. Каждый надгробный камень в идеальном состоянии. Монахиня негромко заговорила:

– К тому времени я пробыла в монастыре всего несколько лет. Я была в часовне, когда услышала звон колокольчика.

Я смотрел на нее, не веря своим ушам. Женщина не сводила глаз с камня и рассказывала историю так, словно время вернулось.

– Я потянула за веревку, поворачивая дверь. Появился красивый мальчик, завернутый в самодельное одеяло. Я взяла его на руки. Справка о рождении была воткнута в одеяльце. Фамилия матери была оторвана.

Монахиня сделала движение пальцами.

– Сейчас ему было бы почти двадцать лет.

Она подняла глаза к небу. Слова «было бы» эхом отозвались под деревьями. Кейти встала рядом со мной, глядя в землю. Монахиня помолчала, подбирая слова.

– Я отнесла его внутрь. Покормила. Мы – все мы – воспитывали его вместе с другими детьми. – Она покачала головой и чуть улыбнулась. – У него были самые красивые голубые глаза, которые мне доводилось видеть. Почти неестественные… – Она провела рукой по краю могильного камня. – До двух лет с ним все было в порядке. Потом у него началась астма. Очень серьезный случай. Временами его горло отекало, легкие сжимал спазм, и он не мог дышать.

Монахиня замолчала. Углом глаза я заметил, что у Кейти затряслись руки. Женщина продолжала:

– Я перевела его в свою комнату, чтобы я могла за ним присматривать. Мы перепробовали все. Врачи, лекарства, народные средства. Я ночами лежала без сна, спрашивая Господа, почему он не позволит этому несчастному ребенку дышать. Почему Он не вольет воздух в его жизнь. Не откроет его горло. Не откроет его легкие. Я ни разу не видела, чтобы ребенок так страдал. Когда мальчик стал старше, он увлекся футболом. Неохотно, но я позволила ему играть. Мальчик много болел. У него часто бывало воспаление легких. Поэтому играл он мало.

Монахиня замолчала и махнула фонарем в сторону маленькой могилы у наших ног. Кейти застыла. Женщина сделала шаг назад. Свет фонаря упал на надгробный камень. Я прочитал имя «Квин». Прочла его и Кейти, потому что она громко втянула в себя воздух, прикрыла рот рукой и застонала. Она рухнула на колени. Ее указательный палец едва заметно дрожал, когда обводил даты. Мальчику было десять лет.

Монахиня отошла в тень, выключила фонарь и продолжила: