А как жить, если все пройдет успешно?

Отец привел множество пустых, ничего не значащих доводов: Мисани предотвратит гражданскую войну, сохранит жизнь многим людям, окажет огромную услугу Сарамиру. Девушка не слушала его. Мисани хотелось обнять его и заплакать, а потом закричать прямо в лицо: «Не делай этого, отец! Разве ты не чувствуешь, что происходит? Еще не поздно. Если ты передумаешь, я все еще смогу остаться твоей дочерью».

Но он не передумал. И она почувствовала, что соединявшие их кровные узы оборвались. Мисани смотрела на Авана и больше не узнавала в нем отца. Внезапно ее стало раздражать в нем все: каждый жест, каждый изъян внешности, привычки, на которые прежде не обращала внимание. Мисани перестала уважать отца, и это было самое ужасное, что только могло с ними случиться.

Она решилась на убийство, потому что не могла нарушить дочерний долг. Но после этого ее обязательства перед отцом будут исчерпаны. Мисани подозревала, что Аван догадывался об этом. И, тем не менее, не изменил своего решения.

Сонмага. Ненависть девушки к этому человеку не имела границ.

Мисани предстала перед Анаис и склонилась в низком поклоне. Они какое-то время беседовали, хотя позже девушка едва могла вспомнить хоть слово из этого разговора.

Императрица пыталась узнать мнение Мисани о вступлении на престол Люции, но гостья ограничилась ласкающими слух, но ничего не значащими ответами. Анаис расспрашивала ее об отце, очевидно стараясь понять причину визита дочери ярого противника правящей династии. Но Мисани заверила императрицу, что хочет составить собственное мнение о наследнице.

Холодный, леденящий кровь ужас медленно наваливался на Мисани во время беседы с владычицей Сарамира. Маска беспечности грозила вот-вот соскользнуть, обнажив таящиеся под ней страх и тревогу. Девушке казалось, что императрица почему-то мешкает, не желая представлять ее наследнице. Похоже, Анаис была чем-то обеспокоена. Сверток давил на спину. Стыд от того, что предстояло совершить, прожигал насквозь. Неужели мать чувствует, что гостья собирается причинить вред ее ребенку? От одной мысли об этом девушку бросало в дрожь.

Наконец императрица пригласила Мисани к наследнице, покои которой располагались возле сада. Они прошли вдоль конюшни, затем мимо храма бога Оха, взметнувшего в небесную синь четыре тонких шпиля, и наконец оказались в саду. Это был целый лабиринт из тенистых аллей, беседок, глубоких каналов, по которым скользили лодки. Увиденное потрясло Мисани: сад в императорском дворце больше походил на миниатюрный городской район. Девушка также заметила несколько приземистых сторожевых башен вокруг парка и вооруженных солдат, пристально наблюдавших за ними.

– Прошу прощения за свою стражу, – извинилась Анаис, когда они вышли на яркий солнечный свет. Она заметила взгляд Мисани, брошенный в сторону солдат. – Безопасность Люции превыше всего, особенно сейчас.

– Понимаю. – Мисани судорожно сглотнула.

Девушка спрятала сверток из простой предосторожности, для которой, как оказалось, имелись все основания. И хотя даже предположение, что дочь знатного вельможи может причинить вред наследнице, было бы сочтено серьезным оскорблением, она не желала рисковать и собиралась отдать Люции сверток без свидетелей, оставшись с наследницей наедине. Но теперь у нее появились сомнения в успешном исходе операции.

Мисани показалось, что Анаис собирается что-то еще сказать, но та, похоже, передумала. Спустя несколько мгновений императрица все-таки заговорила.

– Я узнала, что кто-то… пробрался недавно к Люции, – сообщила она. – И, возможно, с недобрыми целями.

– Ужасно, – ответила Мисани, чувствуя огромное облегчение. Не о чем волноваться, императрица не подозревала ее.

Женщины нашли Люцию в компании высокого человека с коротко подстриженной белой бородой. Они стояли на маленькой квадратной площадке, от которой отходило несколько дорожек, и играли в какую-то игру. Старик и девочка расставляли на каменных плитах черно-белые бусины различной формы. Когда императрица и Мисани подошли ближе, принцесса и учитель поклонились в знак приветствия.

– Это Мисани ту Колай, – представила Анаис девушку. – А это Люция и Заэлис ту Унтерлин, один из наставников наследницы.

Заэлис поклонился еще раз.

– Для меня высокая честь познакомиться с вами, госпожа, – произнес учитель хриплым басом.

Мисани поклонилась в ответ, но взгляд ее был прикован к наследнице. Люция, в свою очередь, тоже пристально рассматривала гостью мечтательными голубыми глазами. Лицо девочки выражало спокойствие и безмятежность. Мягкие белокурые волосы слегка шевелил теплый ветерок.

– Идем со мной, Мисани, – внезапно сказала принцесса, взяв девушку за руку.

– Люция! – Анаис удивилась и встревожилась.

Никогда прежде дочь не вела себя так с гостями. Обычно наследница была образцом вежливости. Такое свободное обращение ребенка к взрослому нарушало все правила приличия.

– Люция, что за манеры! – укоризненно покачал головой Заэлис.

– Не беспокойтесь, все в порядке, – заверила присутствующих Мисани и вопросительно посмотрела на Анаис. – Можно?

Императрица на мгновение заколебалась между материнским страхом за свое дитя и желанием привлечь на свою сторону дочь знатного вельможи. Наконец, она приняла решение.

– Конечно, – улыбнулась Анаис.

Мисани взяла Люцию за руку и почувствовала, как между ними словно проскочила какая-то искра, словно что-то прошло по руке. Она в замешательстве нахмурилась, но невинное лицо принцессы успокоило ее. Девочка повела гостью по дорожке, проложенной через безукоризненную лужайку, отделенную от остальной части сада густой посадкой.

Они шли в тишине совсем недолго. Мисани чувствовала, что ей становится не по себе. Как и в случае с Кайку, отклонение принцессы никак не проявлялось внешне.

«Я должна убить ребенка. Обречь на долгую мучительную смерть».

Мисани почувствовала, что ей не хватает воздуха.

– Должно быть, утомительно общаться с людьми, которые, как и я, приходят посмотреть на тебя. Думаю, за последние недели ты встречалась со многими благородными людьми. – Она чувствовала, что несет какую-то ерунду, но больше в голову ничего не приходило.

– Они считают меня чудовищем, – безмятежно произнесла Люция. – По крайней мере большинство из них.

Мисани озадачили ее слова. Странно слышать подобное откровение из уст восьмилетнего ребенка.

– А вот ты так не думаешь, – добавила девочка, поднимая глаза на Мисани.

Принцесса была права. Рядом с Люцией гостья чувствовала себя совсем не так, как с Кайку. Даже зная о ее отклонениях, Мисани не могла поверить, что наследница – порченая.

Она ощутила новый приступ боли в животе.

«О духи, я не могу это сделать».

Они свернули с лужайки в укромный тенистый уголок, где стояла простая деревянная скамья. Люция подошла к лавке и села. Мисани опустилась рядом, расправляя платье на коленях. Больше здесь не было ни души, кроме ворона, сидевшего в отдалении на стене сада и поглядывавшего в их сторону без особого интереса.