который рассказал мне сам Штирлиц?» Уставшие от собственной серьезности, все приготовились слушать. «Штирлиц стоял у окна, – начал я. – Дуло. Штирлиц закрыл форточку – дуть перестало». Никто не засмеялся. Но все посмотрели на меня с сочувствием. И только тогда я понял, что все переврал… Потом уже весело смеялись не на анекдот (со второго раза я рассказал его правильно), а надо мной…

Кто-то поведал о моем конфузе Тихонову. И когда мы встретились с ним у Роберта Рождественского, он хитро спросил меня: «Хочешь, я расскажу тебе еще один анекдот про Штирлица?» Мы оба засмеялись.

Очень жаль, что нынешние поколения плохо знают Вячеслава Тихонова – выдающегося актера, сыгравшего много ярких ролей в кино и вписавшего в отечественный кинематограф неповторимые страницы. Но Слава – не просто скромный человек. Он известен среди друзей и своим деликатным юмором. Недавно я услышал новый анекдот про него. Но скорее – это правда. Тихонов приехал отдохнуть в какой-то закрытый санаторий. Юная медсестра попросила заполнить анкету и стала задавать «Штирлицу» вопросы. «Фамилия?» – спросила она. «Тихонов Вячеслав Васильевич», – покорно просветил девушку допрашиваемый. Анкета была длинной. На последний вопрос о воинском звании пациента Тихонов на полном серьезе сказал: «Оберштандартенфюрер…» Медсестра юмора не поняла.

Конечно, мы не только веселились в доме Рождественских. Нередко наши встречи переходили в короткие вечера поэзии и музыкальные презентации. Хорошо помню замечательный моноконцерт Эдиты Пьехи, которая впервые тогда исполнила трогательный романс «Эхо любви» и много других песен на стихи Рождественского.

Однажды Роберт показал нам только что изданную книгу стихов Владимира Высоцкого «Нерв», которую он подготовил к печати и написал к ней предисловие. Это было первое издание произведений знаменитого актера, вышедшее, к сожалению, уже после его смерти. Издать опального поэта, который в то время, по сути, был запрещен, стоило Роберту невероятных усилий. Но он стойко одолел все преграды, и книга вышла. В этот вечер в доме Рождественских звучали стихи Владимира Высоцкого, которые мы читали вслух прямо из его книги. Нередко хозяин дома с присущей ему застенчивостью просил гостей послушать и его новые произведения. Читал он очень своеобразно, глуховатым голосом, выделяя интонацией важные для него смысловые детали. Как правило, после таких чтений я забирал у Роберта странички рукописи, чтобы напечатать их в журнале «Юность».

Чаще других в доме Рождественских бывал Муслим Магомаев. В то время он был на вершине своей славы. Знаменитый певец был немногословен. Больше слушал других, при этом очень много курил. Как-то я пожурил его: «Что же вы не бережете голос, Муслим. Никотин – это же погибель для вокалиста…» Он улыбнулся: «А я не собираюсь петь, как ваш любимый Лемешев, до 70 лет».

К сожалению эти слова оказались пророческими. Муслим ушел из жизни в 66 лет.

Детский доктор Рошаль, еще не вкусивший мировой известности, был душой нашей компании. Его любили все. Вскоре я с удивлением узнал, что Леня что-то «пописывает». И однажды он вдруг сказал мне: «Я тут начиркал о своем недавнем путешествии. Вернее, об отпуске. Но это была поездка в незнаемое… Может, ты посмотришь?» Я посмотрел. И напечатал его очерк в своем журнале. Это было интересно. Без претензий на литературу, но очень талантливо. Но дальше дело не пошло. Видимо, настоящий врач навеки остается врачом. А Чехов скорее исключение, потому что здесь вмешалась Природа, одарившая Антона Павловича гениальными способностями. И потому для Леонида Рошаля прежде всего – это больные дети, долгие вечера за книгами о них, худенькие лица с огромными глазами, в которых и боль, и отчаяние. И нередко полувзрослые улыбки, сияющие, как тихое «спасибо»…

Доктор Рошаль подтверждал каждую минуту, что дружба – понятие круглосуточное. Такое же, как и милосердие врача. Ему можно было позвонить ночью, не боясь скрытого раздражения и зная, что он приедет. Не только ко мне. Ко многим, когда неожиданно заболевали наши дети, и сумасшедшим родителям казалось, что все на грани…

Мы все любили встречаться у Рождественских. Там можно было и отдохнуть от суеты, и побрататься душами с тем, кто вдруг становился тебе близок и дорог. Я помню, как, приехав на дачу к Роберту в день его рождения 20 июня 1981 года, который мы отмечали среди сосен и цветов, я решил догнать гостей юбиляра «по уровню градуса» и тут же принялся открывать шампанское. И вдруг тяжелая бутылка неожиданно взорвалась у меня в руках. По какому-то наитию я перед этим опустил руки вниз, и осколки полетели под стол, а не в лицо. Все бросились ко мне, но я был цел и невредим. Правда, с ног до головы облитый сладкой влагой. Оскар Фельцман сочувственно сказал: «Андрей, тебе повезло. Тут как-то в одной компании моему знакомому пробкой от пива глаз выбило…» Я пошутил: «Покажите мне этого одноглазого…» Роберт притащил мне свою спортивную форму, чтобы я переоделся. Я пошел в дом, натянул на себя огромные штаны и куртку и стал похож на карлика, которого по ошибке укутали в костюм российского богатыря Ивана Поддубного… Но, может, благодаря именно этому полусмешному случаю с шампанским я познакомился в тот вечер с легендарной Джуной. Она подошла ко мне и как-то очень уж по-свойски проговорила: «Слава Богу… Могло ведь всякое быть. Вон какие острые стекляшки валяются…»

Мы разговорились. Когда гости стали уже разъезжаться, Джуна неожиданно пригласила меня и еще нескольких своих знакомых к себе домой. И хотя было поздно – все поехали. Она устроила массовый сеанс гипноза. Помню, что меня поразило ее какое-то мистическое проникновение в каждого из нас. Жене одного дипломата – красивой полной женщине – она сказала: «Следите за печенью… С ней у вас не все в порядке». И когда опешившая от неожиданности гостья призналась, что недавно по этому поводу попала в больницу, я стал притворно испуганно собираться домой, чтобы, не дай Бог, Джуна не обнаружила и у меня какой-нибудь хвори…

С того вечера я стал часто бывать у нее. Мы вскоре подружились. Джуна была необычайна во всем – от нарядов, где иногда случалась и генеральская шинель, и экзотическая восточная накидка, – до таинственных движений музыкальных пальцев. Помню, как-то вернувшись из командировки, я почувствовал, что заболеваю. А на другое утро мне надо было выступить в одной из телепередач. Я растерянно позвонил Джуне. Она сказала: «Приезжай. Все будет хорошо…» И я поехал. Джуна усадила меня рядом с собой, положила свои волшебные руки мне на спину, и я почувствовал, как приятное тепло разливается по всему телу. В это время