class="p1">Водитель жил весьма цивилизованно. В доме у него были кровати, столик и даже магнитофон. Мы поставили кассету «Песни нашего века» и кайфовали. Тем паче, что скоро нам принесли огромное алюминиевое блюдо и мы могли наполниться очередным фулем, хлебом, «соплями», мясом, рисом и чаем. Мы слушали знакомые песни и переиначивали их по-своему.

Когда на сердце тяжесть и холодно в груди,

К ступеням Эрмитажа ты в сумерки приди,

Где без питья и хлеба, забытые в веках,

Атланты держат небо на каменных руках…

(Александр Городницкий)

Когда в России голод и пусто в животе,

На трассу близ Донголы выходишь в темноте,

Где хлебом, фулем, мясом наполнивши тела,

Спят стопщики на трассе, и плохи их дела.

В Судане ждать попутку — не мед со стороны.

Набиты их желудки, колени сведены.

Махнет рукою кто-то — машина не пройдет.

Но вся сия работа к успеху не ведет.

Потеют руки, ноги, глаза съедает пыль.

Пустынно на дороге. Где он, автомобиль?

Истрепана одежда, весьма неблизок путь.

Уедем, есть надежда. Бог даст. Когда-нибудь.

* * *

В шесть вечера мы снова на трассе и снова встречаем того же мотоциклиста.

— Сходите, может, завтра на толкучку («сук шаби»), — советует он, — там можно найти машину.

— На толкучке мы найдем платную машину, а здесь бесплатную, — отвечаем мы.

Мотоциклиста это не удивило, и он уехал, пообещав нам, что завтра праздник закончится и машины на Хартум пойдут просто толпами. Шулов решил остаться и на завтра на сей трассе — надо же дать машинам последний шанс увезти нас прямо в Хартум.

Ближе к темноте Андрей Петров отправился в одиночку в город пить чай (очень ему это нравилось). Вернулся он с целым мешком еды. В нем был фуль, хлеб, мясо и другие местные продукты.

Мы просто удивлялись. Почему в Судане полицейские все время проходят мимо нас, никого не трогая? Почему здесь не запрещают автостопить? Как здесь сохранился такой добродушный и гостеприимный народ? Почему за целых три дня мы никак не уедем из такого крупного города? На вопросы сии у нас не было ответов.

29 марта, понедельник

Первым, по обычаю своему, проснулся Паша и стал разгонять воздух своей энергетической гимнастикой, которую мы еще в тюрьме прозвали «лысой». Вскоре проснулись и мы. Было около шести утра, и утренняя прохлада быстро уступала место дневной жаре. Тут, стоило нам обуться, мы увидели паука.

Огромный волосатый паук бежал по своим делам через пустыню, где мы ночевали, и удивился, увидев нас. Мы тоже удивились. Вовка сфотографировал паука, и он убежал. К слову сказать, это был единственный представитель крупной дикой фауны, встреченный нами во всем путешествии.

Теперь, когда мы вернулись домой, многие москвичи спрашивали нас: ну а как там всякие львы, змеи, скорпионы, леопарды и прочие африканские чудовища? Они же там повсюду! Я отвечаю: а часто вы в России видели медведей? У нас тоже говорят, что вот, медведи там, сям, даже такое выражение есть: «русский медведь». Однако ни я, ни мои друзья медведей в природе не видели — хотя они где-то и есть, в глухих, не посещаемых никем местах. В России так же обстоят дела с медведями, как в Африке — со змеями, львами и крокодилами.

В 6.30 утра мы уже стояли на позиции, ожидая многочисленных машин в сторону Хартума — хотя бы до городов Габба или Дебба. Мы стояли на самой асфальтовой дороге Донгола — аэропорт, понимая, что машины, сворачивающие на Хартум по двум из трех левобережных дорог, должны проезжать мимо нас. Мы стопили все; стопилось все. Но несколько утренних легковушек ехали исключительно в аэропорт, а грузовиков и вообще груженых машин не было вовсе.

Вот из города в сторону аэропорта едет велосипедист. Черный, с черной бородой, в белом халате и чалме, на шее — белый шарф, к рулю велосипеда прицеплены четыре вставленные одна в другую кастрюли (получается такой большой бидон). Велосипедист подъехал к нам и оказался англоговорящим.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте!

— Какие-то проблемы?

— Хотим уехать в сторону Хартума. Машину ждем. Вчера не было.

— Сегодня тоже не будет — сегодня праздник.

— ?!! А вчера был тоже праздник??

— И позавчера. У нас выходные. Завтра пойдет много машин. Грузовики, автобусы, обязательно! Есть хотите?

Мы удивились такому вопросу. Впрочем, это был лишь риторический вопрос, потому как велосипедист, улыбаясь и прямо сияя от счастья, уже расцеплял соединенные друг с другом кастрюли. В одной оказался фуль, в другой — каша из бульона, мяса и риса, в третьей — «сопли», в четвертой — хлеб. Как неожиданно Бог послал завтрак! Хотя мы должны были уже к этому привыкнуть. Разложились прямо у дороги, на песке. Мы предлагали самому хозяину еды присоединиться к трапезе, но он отказался.

— А вода у вас есть?

Оказалось, что воду мы уже выпили. Тогда бородач сел на велосипед, взял наши торпеды и отправился за водой. Когда он вернулся, кастрюли были наполовину пусты, а мы — под завязку полны.

Привезя нам воду, бородатый человек помог нам помыть руки от жирной еды — у него нашлось даже мыло. Увидев, что мы больше не съедим, суданец собрал кастрюли и подарил нам мыло. Мы обменялись адресами, и велосипедист, совершив все благодеяния, поехал дальше по своим делам. Наверное, он ехал в аэропортовскую мечеть или в сам аэропорт. И прямо сияние распространялось от него по пустыне: он был искренне, очень рад, что ему представилась возможность совершить доброе дело!

Я вспомню этого человека, еще и не раз. Когда в сытой, благополучной Москве ко мне заявится какой-нибудь очередной незнакомый гость и вписчик. Когда, заглядывая после тусовки в шкаф, подумаю ненароком: гости весь сахар слопали — как саранча! Когда на улице, в центре города, ко мне подойдет какой-нибудь попрошайка и попросит рубль или пятерку.

А бывает ли с нами так, чтобы случайного попутчика, увиденного в метро, на улице или в автобусе, позвать к себе в гости и на ночлег? А когда мы идем из магазина, полны продуктов, часто ли на нас накатывает желание, искреннее желание, подарить их кому-нибудь, местному или приезжему? Так-то оно, полезно порою, очень полезно вспомнить радостных негров!

Когда велосипедист уехал, мы продолжили ожидание машин. И это ожидание не было напрасным.