С этой точки зрения, воображение есть противоположность реальности. То же самое относится и к истории. История для него и его товарищей есть история, написанная так, как они её пережили, будучи главными действующими лицами событий. Эта роль активных главных действующих лиц в определённый момент мешает им проникнуться другими взглядами на ту же самую историю, когда эта история является сочетанием действий и размышлений, поражений и побед многих жизней.

Маруланда – это человек, который жёстко отделил – и это вполне понятно, исходя из той обстановки, в которой протекает его жизнь, – свою публичную жизнь, о которой он говорит охотно, делая акцент на политическую интерпретацию событий, от военной и частной жизни, которая приобрела характер скрытой, тайной. Военные события, если, конечно, некий факт или факты не послужат для врага источником ценной информации, возможно, и будут упомянуты им со ссылкой на собственный опыт или опыт своих товарищей, но и в этом случае только в самых общих чертах. Что же касается какого-то недавнего военного опыта, который накапливается сам по себе, то это абсолютный секрет, поскольку он имеет непосредственное отношение к нынешней стратегической концепции. Всё это относится к реализации и развитию общего стратегического плана. Маруланда также становится весьма скользким и уклончивым, когда пытаешься проникнуть в интимную сферу его жизни, в сферу чувств, например любовных. Есть вещи, которые просто не предназначены им для публичного оглашения. О них становится известно только тогда, когда он сам рассказывает о них своим друзьям, своим товарищам. И вот тогда Маруланда демонстрирует своё огромное чувство юмора, и его истории блещут гипнотической силой описания. Вот тогда, приоткрывая некоторые события своей личной жизни, он демонстрирует огромную щедрость доверия ко мне.

В январе 1987 г., во время нашей последней встречи, которая была специально посвящена ряду вопросов в связи с написанием этой книги, я довольно настойчиво стал расспрашивать его, для того чтобы составить своего рода краткое резюме всего того, о чём мы говорили с ним во время всех наших предшествующих бесед, включая и его личную жизнь. Это было нужно мне, для того чтобы создать то, что могло бы претендовать на его словесный портрет.

И когда я спросил его: «В скольких сражениях Вы лично принимали участие за последние 30 лет?», он, прикинув в уме, ответил мне с лукавой улыбкой, сообщницей всех его секретов: «Если считать, что мы уже 20 лет воюем, причём мы участвуем в сражениях, как политических, так и военных, то речь должна идти о сотнях сражений. На каждом заседании генерального штаба, секретариата, штабов фронтов мы всегда планируем проведение любой операции именно в этих двух аспектах. Предположим, что Вы 20 лет участвовали в партизанской войне, войне затяжной, поскольку сам процесс её развития довольно длительный, поэтому естественно, что за этот период времени сражений будет много. Можно сказать так: я помог в составлении планов многих операций, но моё личное участие в этих операциях было скромным; ну, вот помню, например, шли мы как-то из этих мест – я имею в виду из Каса Верде в районе Дуды – к Эль Пато, и на территории муниципалитета Барая нас стал преследовать один капитан со своим отрядом, он нас буквально замучил, ну, и мы подстерегли его, он нас нагнал, а потом пресса писала о том, что было убито 15 солдат, столько же ранено и капитан погиб тоже.…Но лично я мало участвовал в тех сражениях, которые проводили РВСК, поскольку в таких случаях всегда есть опасность для жизни, а в этом смысле среди командиров РВСК всегда есть много людей, которые могут сделать всё достаточно умело, и потому можно себе позволить лично не участвовать во всём этом…».

В той атмосфере напряжённого спокойствия, которое было порождено перемирием, Маруланда так объяснял причину, по которой он прекратил прямое участие в сражениях: «В определённый момент мы решили, что важно не наше личное участие в боях, а то, как мы руководим ими в военном и политическом аспектах. Я уже говорил о том, что у нас есть много командиров, которые вполне могут проводить операции и без нашего личного присутствия. Конечно, мы помогаем им и направляем, это естественно, и, конечно же, если нынешняя ситуация с перемирием не получит своего дальнейшего развития, то в будущем нас ожидает ещё много сражений, и потому я, конечно же, буду помогать проводить их, но уже без участия в первых рядах, как это было раньше. Нет, в этом уже нет никакой необходимости…».

«А какое было самое главное сражение, в котором вы лично принимали участие?» «Я думаю, что сначала – в Маркеталии, там нам приходилось действовать на многих направлениях сразу, и во всех местах сразу мы планировали проведение сражения или поджидали армию. Но так, чтобы уж особо, чтобы я непосредственно принимал участие в боях, – это было в Сан Мигеле, Маркеталии и в Барае, Уиле да и, пожалуй, в других местах, но там уже немного. Иногда были мелкие стычки, спорадические перестрелки, скорее даже для того, чтобы предупредить наших товарищей о приближении врага, о том, что здесь опасно, что уже начинается бой. Но что касается серьёзных сражений, то нет, я уже достаточно давно в них не участвую. Например, среди тех сражений, в которых я лично не участвовал, но которыми мне довелось руководить, – это те, которые имели место в Валье, когда мы проводили операцию “Сонораˮ. Там мы попали в трудное положение, но всё же сумели успешно выбраться из него. Конечно, трудности были, это присуще любой войне, любой военной ситуации… но и не более».

Об элементах, которые составляют структуру плана сражения, Маруланда говорит строгим голосом, так как это затрагивает самые чувствительные фибры его души:

«Составить план сражения нетрудно, но ни одна армия не может составлять плана от случая к случаю; проведение военной операции – это не продукт импровизации, это вопрос стратегии и тактики, это не делается по принципу “утро вечера мудренееˮ. Любое сражение, любая операция сопровождается предварительной работой разведки, собирается и анализируется информация, а только потом уже можно решиться реализовывать какую-то тактическую схему, а если потребуется, то операционную или стратегическую. Поскольку точно так же, как есть ситуации тактического масштаба, есть ситуации операционного и стратегического уровня. Мы можем разделить эти ситуации на три группы, но для того, чтобы провести такое разделение, необходимо для начала располагать широкой разведывательной сетью, которая позволила бы потом составлять определённые планы, которые затем, в свою очередь, можно было бы успешно реализовать. Вот поэтому я и говорю