А теперь Корнелия сама ждала, что ей скажут…

Новорожденный оказался мальчиком, абсолютно здоровым, без малейшего изъяна. Молодой отец широко улыбнулся и взял его на руки.

— У меня родился сын! — прокричал он, и комната огласилась радостными криками и поздравлениями.

Госпожа Амелия чуть не упала от облегчения. Но только она собралась вернуться в комнату дочери с радостной новостью, как снаружи донеслось какое-то оживление. В дверях появился мажордом Фило, с деревянным посохом и величавыми манерами.

— Госпожа, хозяин приехал.

Она закрыла рот рукой. Она не готова!

Амелия не побежала навстречу Корнелию — она наблюдала из тени, как рабы бросились встречать своего господина вином и едой, как снимали с него тогу и суетились, явно обрадованные: в отсутствие хозяина жизнь в деревне была смертельно скучной. Он с царственной любезностью принимал их хлопоты. В свои сорок пять Корнелий был осанист и красив, с едва тронутыми сединой висками. Амелия почти совсем забыла, что когда-то любила его.

И все же она любила его — пока не узнала, какое у него холодное и неумолимое сердце. А узнала она об этом после того, как друзья рассказали ему о ее коротком романе с поэтом, который был в Риме проездом, и она раскаялась, и просила у него прощения, и пыталась объяснить ему, что поступила так потому, что ее переполняло горе по утраченному ребенку, а поэт шептал ей слова утешения, в которых она так нуждалась. Но Корнелий сказал, что никогда не простит ее, и с тех пор все стало по-другому.

Она молча шла за ним в родильную комнату, где Корнелий поздравил зятя и, взяв у кормилицы новорожденного, нежно подержал ребенка на руках. Затем присел на кровать и склонился к Корнелии. Она всегда была его любимицей. Когда они были вместе, Амелия чувствовала себя лишней. О каких секретах они шептались теперь?

В комнату с криком «папа! папа!» вбежал мальчик. За Люцием, пухлым девятилетним мальчуганом, шла старая охотничья собака, которую он называл Фидо — самая популярная собачья кличка в Риме, потому что это слово означает «верный». Да и самого мальчика можно было бы назвать Фидо, потому что он боготворил отца и ходил за ним по пятам. Амелия смотрела, как Корнелий с любовью обнял мальчика. Он не был их родным сыном. Корнелий усыновил трехлетнего сироту. Люций был сыном их дальних родственников. Амелия пыталась полюбить Люция, но не нашла в своем сердце чувств к этому мальчику. И это была не его вина. Амелия не могла забыть, что Корнелий принял чужого ребенка после того, как выбросил ее малышку.

Когда Амелия забеременела последним ребенком, ей было тридцать семь лет. Она уже чувствовала изменения в своем организме, означавшие, что скоро она не сможет иметь детей. Это была совершенно особая беременность, последняя, и она полюбила зародившуюся в ней жизнь больше остальных, уже рожденных детей. Это будет особенный ребенок, который послужит ей утешением в старости, когда остальные дети вырастут и разъедутся, и престарелая мать будет делиться с ним своей лаской и мудростью.

Корнелий его выбросил.

Амелия пыталась напомнить себе, что на самом деле она должна быть благодарна: из десяти зачатых ею детей выжило пятеро, что было знаком милости богов. Дети в Риме умирали слишком часто, поэтому новорожденным даже имена давали только по достижении первого года жизни. Выжило ли ее золотце в том мусоре? Может быть, где-то в Риме сейчас живет маленькая девочка, которая при ходьбе приволакивает хромую ножку? Люди, рывшиеся в мусоре в поисках битых горшков, ламп и другого хлама, иногда подбирали младенцев, еще подававших признаки жизни. Это делалось не из сострадания, а ради выгоды: маленький ребенок требовал минимум еды и ухода, и, если он доживал до трех-четырех лет, его можно было очень выгодно продать на невольничьем рынке. Если девочке повезет, то когда она вырастет, будет служить доброму господину. Но, скорее всего, она попадет в жестокое рабство, а если окажется миловидной, ее будут использовать для плотских утех.

Наблюдая за семьей со стороны, она подумала, что всегда будет для них чужой, и пошла на кухню отдать распоряжения повару о вечернем пире. Утреннее напряжение спало, дом был полон радости и оживления.

К удивлению Амелии, неожиданно появился мажордом Фило и объявил, что ее желает видеть муж. Амелия не доверяла Фило. Она знала, что под его полуопущенными веками скрывается проницательный ум. Она подозревала, что он шпионит за ней и докладывает Корнелию о каждом ее шаге.

Корнелий Вителлий, один из самых популярных римских законников, любимец черни, ездил в Египет по делам. Амелия с мужем были очень богаты. Корнелий владел медными шахтами в Сицилии и флотом грузовых судов; Амелия была владелицей нескольких доходных домов в центре Рима.

Он сидел за маленьким письменным столом. Не успел зайти домой после долгого путешествия, а уже перебирает почту и расспрашивает новости. Она терпеливо ждала. Затем откашлялась.

— Как ты съездил в Египет, мой господин? — сказала она наконец.

— На корабле, — презрительно ответил он.

Как жаль, что она не могла поехать с ним. С самого детства она мечтала увидеть развалины Древнего Египта, но, конечно, теперь нечего и надеяться на то, что эти мечты осуществятся. И пока она с трепетом ждала, когда он сообщит ей, зачем он ее позвал, она лихорадочно перебирала в памяти последние семь месяцев, пытаясь вспомнить, не сделала ли чего-то такого, что можно было бы хоть отдаленно посчитать нарушением тех правил, которые он обязал ее соблюдать. Но вспоминать было бесполезно, потому что малейшее ее слово или жест Корнелий мог истолковать как протест. Что он сделает с ней на этот раз? Оставит в деревне, а сам уедет в Рим? Она подумала, что не сможет больше терпеть свое затворничество.

Он всегда наказывал ее самыми изощренными способами. Его контроль над ней заключался еще и в том, что не позволял ей ни слова сказать. Он обвинял ее — и она не могла уже ничего объяснить. Ей хотелось бы сказать: «Позволь, я объясню, почему я так поступила». Но тема была уже закрыта, даже если это касалось ее жизни. Корнелий не допрашивал ее, как это делал бы другой муж. Он не повышал голоса и не оскорблял ее. Амелии часто казалось, что, если он сделает это, из темного угла выскочит призрак и пожрет их. Но Корнелий наглухо закрыл все возможные пути, чтобы ужас прошлого не смог выбраться на волю, чтобы он навсегда остался между ними нескончаемой пыткой для Амелии.

Она изменила мужу не вполне осознанно. Она потеряла ребенка и была безутешна. Роман длился всего неделю, но это уже не имело значения. Вместо того чтобы развестись с ней или отправить ее ссылку, на что у Корнелия были все права, он, к ее удивлению, остался ее мужем. Тогда она думала, что таким образом он показывает, что простил ее. Но на самом деле все было наоборот.

Он контролировал каждый ее шаг и время от времени — вдобавок ко всему прочему — отправлял ее в деревню. Амелия любила город — там были все ее друзья, ее любимые книжные лавки и театры. Каждый раз, отправляясь в деревню, она вспоминала о Юлии, дочери Августа, которую сослали на Пандатерию, пустынный вулканический остров в океане, настолько маленький, что за один час его можно было пересечь его и в длину, и в ширину. Юлии не давали вина и ее любимой еды, она не могла ни завести домашних животных, ни как-то развлечься, ни с кем-то общаться — ее лишили абсолютно всех радостей. Она умерла через несколько лет, так никого и не увидев, кроме старика, приносившего ей с берега рыбу. Такая участь постигала неверных жен — если им удавалось избегнуть казни за свое преступление.