Между прочим, в то время в городе Долгове среди прочихпроживали два весьма заметных гражданина. За давностью лет никто уже не помнитих имен, званий и должностей. Старожилы рассказывают, что это были двачудаковатых субъекта, которые летом в соломенных шляпах, а зимой в серыхпапахах встречались на площади Коллективизации и не спеша прогуливались поулице Поперечно-Почтамтской от площади до колхозного рынка и обратно. Во времяпрогулок они вели беседы шепотом и с оглядкой на самые актуальные темы. То, чтоони в разгар военных действий находились в Долгове, а не в действующей армии,заставляет предположить, что они были непризывного возраста. Вечером того дня,когда вышла газета со статьей Неужелева, эти мыслители, встретившись, какобычно, на площади, приветствовали друг друга легким поднятием шляп.

– Ну что вы на это скажете? – с места в карьер спросилПервый Мыслитель и тут же крутнул головой налево, направо, назад и опятьналево, направо, чтобы убедиться, что никто не следит и не подслушивает.

Второй Мыслитель не стал спрашивать, на что на это. Врезультате постоянных общений они научились понимать друг друга с полунамека.Второй Мыслитель тоже совершил как бы ритуальное вращение головой налево,направо, назад и сказал:

– Ах, бросьте! Надо же им чем-то заполнять газетную площадь.

– Вы так думаете? – хитро прищурился Первый. – Что же, имбольше не о чем писать? Немцы захватили Прибалтику, Белоруссию, Украину, стоятвозле Москвы, в районе тоже полная неразбериха: урожай не убран, скотина безкорма, где-то орудует банда какого-то Чонкина, а районной газете не о чембольше писать, как о хороших манерах?

– Бросьте, – повторил Второй Мыслитель. – Какому-то лекторувзбрело в голову…

– Вот тут-то вы и ошибаетесь! – радостно взвизгнул ПервыйМыслитель. Это была его коронная фраза. В каждом споре со своим собеседником онс замиранием сердца ждал именно такого момента, чтобы сказать: «Вот тут-то вы иошибаетесь!»

– Ни в чем я не ошибаюсь, – недовольно проворчал егособеседник.

– Уверяю вас, ошибаетесь. Поверьте мне, я хорошо знаю этусистему. У них никому ничего не взбредет в голову без указания свыше. Здесь всеи сложнее и проще. Они наконец-то поняли, – Первый Мыслитель крутнул головой ипонизил голос, – что без возврата к прежним ценностям мы проиграем войну.

– Из-за того, что не целуем дамам ручки?

– Да, да! – вскричал Первый Мыслитель. – Именно из-за этого.Вы не понимаете элементарных вещей. Сейчас идет война не между двумя системами,а между двумя цивилизациями. Выживет та, которая окажется выше.

– Ну, знаете! – развел руками Второй Мыслитель. – Это ужслишком. Когда-то гунны…

– Что вы мне говорите про гуннов? Вспомните Македонского!..

И тут пошло! Гунны, Александр Македонский, война сфилистимлянами, крестовые походы, переход через Альпы, битва при Марафоне,штурм Измаила, прорыв линии Мажино…

– Вы не понимаете! – размахивал руками Первый Мыслитель. –Между Верденом и Аустерлицем большая разница.

– А что вы мне со своим Аустерлицем? Вы возьмите Трафальгар.

– Заберите его себе!

Так по дороге от площади до рынка и обратно они проспорилинесколько часов подряд, размахивая руками, останавливаясь, понижая и вновьповышая голос. К единому мнению они не пришли, но зато подышали воздухом, что,как известно, приносит организму большую пользу. Разойдясь далеко за полночь,оба потом долго не спали, перебирая в памяти подробности разговора, и каждыйпри этом думал: «А вот завтра я ему скажу…»

Достаточно сильное впечатление статья о хороших манерахпроизвела и на других жителей города. Старая учительница в полемической заметке«А почему бы и нет?», отдавая должное классовому подходу, утверждала тем неменее, что целовать руки дамам не только можно, но и нужно. «Это, – писала она,– красиво, элегантно, по-рыцарски». А рыцарство, по ее словам, являетсянеотъемлемой чертой каждого советского человека. С резкой отповедью учительницев заметке «Еще чего захотели!» выступил знатный забойщик скота Терентий Кныш.Для чего же, писал он, рабочему человеку целовать руки какой-то даме? А чтоесли у ней руки не мыты или того хуже – чесотка? «Нет уж, извините, – писалКныш, – скажу вам с рабочей прямотой: если у вас нет справки от доктора, яцеловать вам руки не буду». Местный же поэт Серафим Бутылко разразился длиннымстихотворением «Я коммунизма ясно вижу дали», не имевшим, впрочем, прямогоотношения к теме дискуссии.

Подводя итоги дискуссии, газета поблагодарила всех,принявших в ней участие, пожурила учительницу и Кныша за крайности и в концезаключила, что само существование столь различных точек зрения по данномувопросу свидетельствует о серьезности и своевременности поставленной Неужелевымпроблемы, что от нее нельзя отмахиваться, но и решить ее тоже непросто.

Пока газета отвлекала население, руководители района,перебрав все возможные версии, пришли к выводу, что Чонкин скорее всегокомандир немецких парашютистов, которые высадились в районе, чтобыдезорганизовать работу тыла и подготовить наступление войск на данном участке.

Не зная, что делать, районное начальство кинулось в область,область, в свою очередь, обратилась к военным властям. На ликвидацию бандыЧонкина (так называемого Чонкина, говорилось в секретных документах) былаброшена снятая с отправлявшегося на фронт эшелона стрелковая часть.

Сгущались серые сумерки, когда полк, соблюдая все правиламаскировки, подошел к деревне Красное и окружил ее. Два батальона перекрыли сдвух сторон дорогу, третий окопался вдоль огородов (с четвертой стороны былаестественная преграда – речка Тёпа).

Выслали двух разведчиков.

Арестовать весь личный состав районного Учреждения было дляЧонкина делом несложным. Основные трудности возникли потом. Известно, чтокаждый человек время от времени имеет обыкновение спать. Во время сна он теряетбдительность, и этим могут воспользоваться те, кому выгодно.

Нюра стала подменять Чонкина на посту, но ей это тожедавалось непросто, потому что обязанностей почтальона с нее никто не снимал. Даи хозяйство оставалось на ней.