Голубев рассказал. Чонкин почесал в затылке и, сказав, чтотерять все равно нечего, потребовал от председателя нового фронта работ.Председатель согласился и пообещал перекинуть звено Чонкина на силос. Договорбыл обмыт, и в сумерках, покидая контору, оба с трудом держались на ногах. Накрыльце председатель остановился, чтобы запереть дверь. Чонкин топтался рядом.

– Ты, Ваня, человек очень умный, – пытаясь нашарить втемноте засов, говорил председатель заплетающимся языком. – С виду дуракдураком, а приглядеться – ум государственный. Тебе бы не рядовым быть, а ротойкомандовать. А то и батальоном.

– Да мне хучь дивизией, – хвастливо поддержал Чонкин.Держась одной рукой за перила, он мочился, не сходя с крыльца.

– Ну, насчет дивизии ты малость перехватил. – Оставивпопытку найти замок, председатель стал рядом с Чонкиным и тоже начал мочиться.

– Ну так полком, – сбавил Чонкин, застегиваясь. Тут под егоногами оказалась ступенька, он не заметил и с грохотом покатился с крыльца.

Председатель стоял на крыльце и, держась за перила, ждал,когда Чонкин подымется. Чонкин не подымался.

– Иван, – громко сказал Голубев в темноту.

Никакого ответа.

Чтоб не упасть, председатель лег на живот и сполз впередногами с крыльца. Потом он ползал на четвереньках, шаря по росистой траверуками, пока не наткнулся на Чонкина. Чонкин лежал на спине, широко раскинувруки, и безмятежно посапывал. Голубев залез на него и лег поперек.

– Иван, – позвал он.

– А? – Чонкин пошевелился.

– Живой? – спросил председатель.

– Не знаю, – сказал Чонкин. – А чего это на мне лежит?

– Должно, я лежу, – сказал Голубев, немного подумав.

– А ты кто?

– Я-то? – Председатель хотел обидеться, но, напрягши память,подумал, что он, собственно говоря, и сам толком не знает, кто он такой. Струдом все-таки вспомнил: – Голубев я, Иван Тимофеевич.

– А чего это на мне лежит?

– Да я ж и лежу. – Голубев начал сердиться.

– А слезть можешь? – поинтересовался Чонкин.

– Слезть? – Голубев попробовал подняться на четвереньки, норуки подогнулись, и он снова рухнул на Чонкина.

– Погоди, – сказал председатель, – я сейчас буду подыматься,а ты упирайся в меня ногами. Да не в морду суй ноги, мать твою так, а в грудь.Вот.

Наконец Чонкину удалось его все же спихнуть. Теперь онилежали рядом.

– Иван, – позвал Голубев после некоторого молчания.

– А?

– Хрен на. Пойдем, что ли?

– Пойдем.

Иван поднялся на ноги, но продержался недолго, упал.

– А ты вот так иди, – сказал Иван Тимофеевич, сновастановясь на четвереньки. Чонкин принял ту же позу, и друзья двинулись внеизвестном направлении.

– Ну как? – через некоторое время спросил председатель.

– Хорошо, – сказал Чонкин.

– Так даже лучше, – убежденно сказал председатель. – Если иупадешь, не расшибешься. Жан-Жак Руссо говорил, что человек должен стать начетвереньки и идти назад к природе.

– А кто этот Жан-Жак? – спросил Чонкин, с трудом произносястранное имя.

– А хрен его знает, – сказал председатель. – Какой-тофранцуз.

Тут он набрал полную грудь воздуха и запел:

Вдо-оль деревни от избы и до избы

За-ашагали торопливые столбы…

Чонкин подхватил:

Загудели, заиграли провода,

Мы такого не видали никогда…

– Иван, – спохватился вдруг председатель.

– Чего?

– А контору я закрыл или нет?

– А хрен тебя знает, – беспечно сказал Иван.

– Пошли обратно.

– Пошли.

Идти на четвереньках было хорошо, хотя от росы мерзлинемного руки и промокли брюки на коленях.

– Иван!

– А?

– Давай еще споем.

– Давай, – сказал Чонкин и затянул единственную известнуюему песню:

Скакал казак через долину,

Через кавказские края…

Председатель подхватил:

Скакал казак через долину,

Через кавказские края…

Чонкин начал следующий куплет:

Скакал он садиком зеленым…

Но тут ему пришла в голову мысль, которая остановила его.

– Слышь, – спросил он председателя, – а ты не боишься?

– Кого?

– Моих рестантов.

– А чего мне их бояться? – распоясался председатель. – Я всеравно на фронт ухожу. Я их…

Тут Иван Тимофеевич употребил глагол несовершенного вида, покоторому иностранец, не знающий тонкостей нашего языка, мог бы решить, чтопредседатель Голубев состоял с работниками Учреждения в интимных отношениях.

Чонкин был не иностранец, он понял, что Голубев говорит впереносном смысле. Председатель перечислил еще некоторые государственные,партийные и общественные организации, а также ряд отдельных руководящихтоварищей, с которыми в переносном смысле он тоже находился в интимных связях.

– Иван! – вспомнил вдруг председатель.

– А?

– А куда мы идем?

– Кажись, в контору, – неуверенно сказал Иван.

– А где она?

– А хрен ее знает.

– Погоди, мы, кажись, заблудились. Надо определитьнаправление.

Председатель перевернулся на спину и стал искать в небеПолярную звезду.

– На кой она тебе? – спросил Чонкин.

– Не мешай, – сказал Иван Тимофеевич. – Сперва находимБольшую Медведицу. А от нее два вершка до Полярной звезды. Где Полярная звезда,там и север.

– А контора на севере? – спросил Чонкин.

– Не мешай. – Председатель лежал на спине.