– Я сделал несколько звонков для того, чтобы выяснить обстановку, – продолжал помощник, – и знающие люди сказали мне, что там творится невесть что. Со дня на день может вспыхнуть война.

«Вот и ладненько, – Владимир Николаевич даже обрадовался будущему кровопролитию. – Война – неплохой бизнес-процесс. Позвоню этим грузинским дикарям-товарищам и предложу поставить им еще одну крупную партию оружия. Дам небольшой дисконт в размере пяти процентов. Ну и с абхазами надо выяснить что да как. Тоже можно организовать прямые поставки. Главное, чтобы полилась кровь, тогда все живо возьмутся за дело и будут думать только о мести».

– Кто страдает в первую очередь? – задал риторический вопрос Чалов то ли себе, то ли помощнику. – Женщины, старики и дети. Прольется их кровь.

Владимира Николаевича и самого иногда тошнило от собственного пафоса и лицемерия, но тем не менее он не мог удержаться от высокопарных речей и красочных обещаний, которыми при каждом удобном случае должен козырять чиновник его ранга.

Чалов поймал на себе мимолетный иронический взгляд помощника, который давно знал своего шефа. Владимир Николаевич по-дружески хлопнул его по плечу.

– Ничего, Артур, прорвемся. Как говорится, это бизнес – ничего личного. Наша совесть может быть чиста: в конце концов, не мы же стреляем в мирное население. Понятное дело, простые люди страдают, но если конфликт должен случиться, то все произойдет само по себе и ты ничего не сможешь с этим сделать…

– Владимир Николаевич, – деликатно встрял помощник, – вот мы сейчас уедем, а через полчаса должна приехать Марина.

Чалов насупился, вспомнив о том, что назначил этой ушлой девице встречу. Отпускать ее, прежде чем он не выяснит все до конца, было опасно. Девочка, почувствовав запах больших денег, могла заиграться и забыть о своем месте в этой жизни, которое было чуть выше параши. Меньше всего Чалов хотел еще каких-нибудь непредвиденных и адреналиновых ситуаций, поэтому решил перестраховаться от всякого рода неожиданностей.

– Пускай приезжает. Я вот о чем хочу сказать… Держите ее здесь до моего приезда и не сводите с нее глаз. Обыщите и заберите мобильный, – сухо приказал Чалов. – За сегодняшний день я уже устал от ваших сюрпризов. То одно, то другое.

Исполнительный помощник кивнул и тут же начал отдавать приказания по мобильному.

«Не люди, а свиньи, – неприязненно подумал Чалов о своей нынешней ситуации. – Методом дешевого шантажа пытаются выудить из меня деньги. Еще шифруются сволочи. Только вот со мной такой трюк не пройдет. Я не какой-то сопливый пацан, которого можно поставить на счетчик. Видно, они не до конца осознают, на кого залупаются. Я это быстро исправлю. Такую нечисть сразу же нужно уничтожать без лишней огласки. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись».

Голова была мутной и тяжелой. Алкогольное опьянение цепко держало Чалова в своих лапах. От экстренного совещания у самого президента Владимир Николаевич отфилонить не мог. Это было чревато неприятными последствиями. Президент долго церемониться не будет и просто-напросто уберет его с поста, как бракованную матрешку с магазинной полки.

Чтобы привести себя в более-менее надлежащее состояние, Владимир Николаевич, кое-как раздевшись, включил холодную воду в душе и, сопровождая сие действие отборной руганью, стал под ледяные струи воды. После такой процедуры, не имеющей ничего общего с закаливанием, ему стало только хуже, и он, капельку протрезвев, пожалел, что не сдержался и выпил.

Такое сожаление возникало у него регулярно после каждой знатной пьянки и быстро проходило, когда заканчивалось похмелье. Потом, спустя некоторое время, Чалов забывал о своих сожалениях и снова пил как лошадь на каких-нибудь светских раутах и фуршетах или просто потягивал дорогое французское вино у себя дома.

Выключив душ, Владимир Николаевич, чувствуя небывалую слабость во всех членах, вернулся в комнату и бессильно плюхнулся на кровать. Ему хотелось отключиться на какое-то время от действительности и «отформатировать» свое сознание, как жесткий диск компьютера. Он был похож на школьника, который не хочет идти на собрание в актовый зал, где еще, чего доброго, получит от директора на орехи.

Тоскливо застонав, Чалов перевернулся на спину и уставился на венецианскую люстру, вспоминая, что ее волокли аж из Италии и он, Чалов, во времена коррупционных гонений отстегнул за нее безумные деньги, что-то около сорока тысяч евро. Теперь же он искренне не понимал, что же сподвигло его купить это барахло.

«Купишь вещь, – философствовал Чалов, скучающим взглядом обводя роскошную обстановку, – пройдет неделя, в лучшем случае две, вещь уже примелькается и надоест. Тогда ты начинаешь думать, зачем вообще было ее покупать. Потом увидишь новую вещь, забудешь о своих рассуждениях и снова купишь. И так до тех пор, пока не закончатся деньги. Вот оно, капиталистическое общество в истинном своем проявлении, где все продается и покупается».

Философствования подобного рода быстро наскучивали Владимиру Николаевичу и обычно посещали его в кратковременные моменты хандры. По своей натуре он был человеком деятельным и, когда занимался делами, не забивал свою голову всякой чепухой. В конце концов, он мог позволить себе потребительское отношение к жизни, и не его вина в том, что этого не могут позволить себе другие. Он в первую очередь решает свои вопросы, а уж народ пусть сам за себя побеспокоится. Он, народ то есть, Чалову не родственник, чтобы тот заботился о его благополучии. Большинство россиян, по его мнению, должны были смотреть телевизор и пить водку, не замахиваясь со своим умишком на личное участие в управлении страной. Максимум, на что они способны, так это собраться кагалом и повизжать на площади. Эти сборища Владимир Николаевич воспринимал как бесплатное развлечение и не раз в разговоре с высшими милицейскими чинами в шутку предлагал поливать собравшихся из гидрантов, вдруг кто-нибудь да вырастет из этой черни.

Повалявшись на кровати, как сытый кот, Владимир Николаевич все-таки заставил себя подняться. Он почистил зубы и выпил несколько таблеток от головной боли, мимоходом попрекнув себя за пьянство. Сил было мало, и поэтому он чувствовал себя раздраженным, придираясь ко всему на свете.

Кортеж лихо мчался по московским дорогам, запруженным разнообразнейшими автомобилями. Иногда приходилось сбрасывать скорость и медленно под вой мигалок продираться сквозь многочисленные пробки.

Зайдя в зал для совещаний, Чалов занял свое место за столом, поприветствовав своих коллег кивками, а тех, кто был к нему поближе, и рукопожатиями.

Через пару минут в зале появился президент, и все дружно вскочили, словно все это время сидели на пружинах, которые одновременно распрямились.

Президент милостиво тряхнул рукой, что все, мол, могут садиться. Он занял свое место во главе стола и открыл папку с бумагами.

Чалов с удовлетворением отметил про себя, что никаких телевизионщиков на совещании не было. Их просто-напросто сюда не пригласили. Для прессы и телевидения потом сделают дешевый макет, проще говоря, создадут нужную и доступную для понимания даже самого тупого гражданина информационную картинку.