– Прочти письмо.

Он свел брови и закрыл глаза. Я взглянула на его темные густые брови и обеими руками взяла письмо. Когда я в последний раз читала что-нибудь вслух? Мое сердце вдруг бешено забилось, я глубоко вздохнула. Он протянул руку и коснулся моей руки с листком бумаги. От смущения я кончиками пальцев смахнула лепестки, упавшие на его лицо. Он открыл глаза, а затем снова закрыл. Я откашлялась.

– «Моим студентам.

Теперь вы и так все знаете, но я хочу еще раз сказать, что принял решение уйти из университета, где преподавал много лет. Трудные времена, обрушившиеся на нас, и мое плохое здоровье не дают мне возможности стоять, как и прежде, за кафедрой. Я уже передал свое прошение об увольнении ректору, до этого отправил отдельное послание в правление университета, а теперь обращаюсь к вам.

Оставляя преподавательскую деятельность, которую я считал делом своей жизни, я, вполне естественно, испытываю самые разные противоречивые чувства. Множество мыслей переполняют меня. Но более всего меня тяготят размышления о том, что вы сейчас думаете обо мне. Ваши внимательные взгляды заботят меня больше, чем косые взгляды коллег и моей семьи. В некоторых глазах я читаю неодобрение и порицание своего решения, а в других – молчаливую мольбу, именно она заставляет меня быть сильным или, что еще лучше, идти вперед и действовать.

Для меня как для поэта, сделавшего своей профессией игру и упорную борьбу слов, наш век стал временем бесконечных испытаний и бедствий. Теперь, когда добрые и светлые слова утратили свою ценность, а властвуют слова, служащие жестокости и насилию, и слова, опухшие и пожелтевшие от голода и истощения, я окончательно утратил желание говорить о словах. Мое отчаяние из-за поражения в мире слов не означает, что я признаю свое поражение в этой жизни. Покидая кафедру, я продолжу стремиться к лучшему, займусь своим здоровьем и – что самое главное – возобновлю сочинение стихов. Я вижу в этом свою прямую обязанность и предназначение. Я не борец, который, бросая работу, тем самым дает понять, что противостоит текущим событиям. Я не отшельник, который презрительно отвергает ценность слов и удаляется в уединение в поисках выдуманного величия. И хотя я оставляю университет, навсегда останусь с вами, и хотя меня удручает грубый язык этой эпохи, я изо всех сил стану стремиться к настоящей поэзии. Я надеюсь, что вы не будете строго осуждать мое решение уйти из университета и поймете мое искреннее желание когда-нибудь увидеть всех вас снова, но в другом месте и при других обстоятельствах.

И вот я мысленно прошу вас задуматься над рассказанной мной притчей о святом Кристофере, переходящем через реку.

Как раз сейчас мы вместе переходим через глубокую и мрачную реку. Когда невыносимая ноша давит на нас и воды реки грозят поглотить нас в своей темной пучине, а мы уже готовы смириться и пойти ко дну, вспомните: тяжелый груз на наших плечах – это и есть мир, по которому мы идем. К сожалению, земные создания не могут свободно парить без тяжести этого мира. Жизнь каждое мгновение требует от нас жертв и непростых решений. Жизнь представляет собой не прохождение сквозь пустоту бессмысленности, а, скорее, через паутину отношений между существующими вещами и событиями, у каждого своя тяжесть, величина и строение. И поскольку все живое постоянно меняется, наша надежда никогда не должна умирать. Поэтому я оставляю вас наедине с одной последней мыслью: „Живите. До последнего вздоха любите, боритесь, желайте и тоскуйте, источайте вокруг себя жизнь“».

От головы Мен Сё на моих коленях исходило тепло. Я еще раз прочла последнее предложение: «Живите. До последнего вздоха любите, боритесь, желайте и тоскуйте, источайте вокруг себя жизнь». Ветер обрывал лепестки акаций и беспечно разбрасывал их повсюду. Мы вышли из леса и направились к телебашне.

– Около дома моего детства был колодец. Это была первая колодезная вода, которую я попробовала в своей жизни.

Я так неожиданно вспомнила об этом колодце, что Мен Сё непонимающе уставился на меня, а затем спросил:

– И что?

Лес закончился, и на нашем пути стало попадаться еще больше цветущих акаций. Пока мы шли к башне, цветочные лепестки летели нам навстречу, кружились в воздухе и падали на лица.

– Каждый день в том доме начинался у колодца. Мама вставала на рассвете и шла к колодцу за водой. Мы с отцом утром умывались и чистили зубы у колодца. Сейчас в нашу деревню провели водопровод, и колодец закрыли. Но всякий раз, когда приезжаю домой, я поднимаю крышку и заглядываю внутрь. Тот глубокий колодец до сих пор наполнен водой. И, глядя на эту воду, я чувствую себя счастливой. Мне приятно знать – первая вода, которую я попробовала, не высохла.

– И?..

– И моя любовь к тебе столь же сильна, как и то детское ощущение счастья.

Он замер на месте от неожиданности. Но потом догадался, что я повторяю его историю о воробье, которую он рассказал давным-давно на пути вдоль старой крепостной стены, и громко рассмеялся.

– Во времена моего детства в каждом доме был колодец, водоотводные трубы были проложены под землей во дворе, чтобы отводить воду из дома. В любое время дня и ночи слышалось тихое журчание воды под землей. Колодезная вода вытекала из каждого дома и собиралась перед воротами. За воротами находился водосток. Такая канава была на каждой улице. И благодаря этой воде в переулках каждую весну буйно разрастались и цвели желтые цветы, похожие на нарциссы. Когда их лепестки опадали, оставались густые заросли крепких зеленых стеблей. В любое время года, за исключением зимы, переулки пестрели желтыми цветами и зелеными стеблями. Наш дом находился прямо в центре деревни. Вода из нашего дома образовывала начало канавы. Если идти вперед по течению, можно увидеть, как она соединяется с водой из другого дома. Если идти по течению дальше, водяной поток соединяется с водой, вытекающей из канавы пошире, и вливается в акведук. Но только не думай, что вода вытекала из всех домов грязной. Колодезная вода в основном использовалась на кухне. Около колодца мы умывались и мыли овощи, и потому вода оставалась чистой. Водоотводная канава была не слишком глубокой, но она отводила всю дождевую воду в период летнего сезона дождей. Иногда я задумывалась, куда течет вода, и пыталась мысленно следовать за ней до самого конца. В своем воображении я шла следом за ней через поля, пересекала железнодорожные пути, а затем снова и снова шла вперед по полям, которым не видно было конца.

– Моя любовь к тебе бесконечна, как эта вода.

– А в другой раз я задумывалась о том, откуда берется вода в большой канаве, и шла по берегу, чтобы узнать, где она заканчивается. Но, казалось, эта канава бесконечна. Куда бы я ни пошла в деревне, я никогда не оставалась одна. Дэн всегда был рядом. Как-то раз мы шли по течению вместе с Дэном и оказались у верхнего водоотвода. Вода брала свое начало именно здесь. Когда мы попытались разглядеть то место, откуда хлестала вода из большой канавы, то увидели лишь длинный, темный туннель. Вода лилась оттуда нескончаемым потоком. Мы не могли идти дальше и так никогда и не узнали, откуда берется вода. И тем не менее вода текла из одной деревни в другую, где женщины стирали одежду и белье на краю водостока, протекала между рисовыми полями, превращалась в канал и уносилась дальше в бесконечность. Я помню, как шла вниз по течению в поисках теннисной туфли, которую смыло водой, а затем вернулась домой расстроенная, в слезах, и туфлю не нашла, и не узнала, где заканчивается поток. Хотя шум воды был явственно слышен, стоило лишь выйти за ворота, я понятия не имела, где она берет начало и где находит свой конец. Я знала одно – ничто не ограничивало ее свободу.