* * *

— …Настойку рибира он туда добавляет, — шепотом пояснил Таенн. — Ягоды такие. Настойка эта как-то называется, но не помню, как. У них есть лхус, но лхус — это когда рибир заваривают. А это… вот фиг его знает, название, но штука совершенно убойная. И, учти, крепкая. Здоровых мужиков с ног валит.

— Наверное, стакане на десятом, — подсказала Айрин.

— Нет, пораньше. Где-то на седьмом-восьмом. Так что ты давай без фанатизма, — попросил Таенн.

— Ладно, не буду с фанатизмом, — проворчала Айрин. — Но очень вкусно.

— Оно и понятно. На всякий случай учти — чтобы протрезветь, достаточно просто захотеть этого.

— Сказать вслух? — уточнила Айрин. К слову сказать, за всё время пребывания на Берегу она не пьянела вообще ни разу, и до этого момента думала, что опьянеть тут в принципе невозможно. Оказывается, это не так.

— Можно и вслух, — подтвердил Таенн. — Главное, сделать это искренне. Другой вопрос — многие этого просто не хотят.

— Например, ты, — поддела Айрин.

— Например, я, — согласился Таенн. — Но главное, что ты теперь в курсе.

…Компания в углу приветствовала их радостными криками, ту же откуда-то появились дополнительные стулья, на диване принялись было сдвигаться, чтобы освободить место для Шилда, но тот проворно запрыгнул на спинку, и лёг там. Кот любил места с хорошим обзором.

— Так что там на счет моста? — с интересом спросила Соня, выуживая из рук Айрин блокнот. — Давай, рассказывай. Сколько лет я тут, а про мосты впервые слышу.

— Расскажи, правда, — начали требовать со всех сторон.

И Айрин принялась рассказывать. И про лабиринт и пророчество. И про книги, которые сами собой попадали ей в руки, когда она искала в своей библиотеке, что бы почитать. И про слова Феликса. И про советы монаха. Компания притихла, разговоры смолкли сами собой, и к концу рассказа за столом царила полная тишина.

— Ну и дела, — протянул Гар, наконец. — Действительно, такого раньше не было. Таенн, тут просто один к одному, получается. Мало того, что ее спящие… скажем так, очень необычные, так еще и такое количество указаний… есть над чем подумать.

— Но как его строить, этот мост? — Айрин пожала плечами. — Таскать камни, что ли? Выглядит, как полный бред.

— Так оно и есть полный бред, — подтвердил Орес. — Этот мост не может быть материальным. Он, по-моему, по строению ближе к Сети.

За столом вдруг заговорили все разом — Айрин даже опешила от неожиданности. Пять человек, сидящих рядом с ней, гомонили, перебивая друг друга, Таенн что-то едва ли не кричал Оресу, а Гар начал спорить с Верой и Соней. Наконец, женщина, которая молча сидела рядом с Таенном, вдруг подняла руку, и громко произнесла:

— А ну-ка тихо! Разошлись, понимаешь. Размечтались. Неужели непонятно, что ни вам, ни мне уже больше никогда не светит… ладно, неважно. Вы не понимаете главного — метод, который предстоит изобрести ей, в любом случае будет отличаться от ваших методов. Хотите вы того, или нет.

— Эди, ты… км… — кажется, Таенн слегка смутился. — Мы, вроде бы, это понимаем, но…

— Но вы начинаете всё примерять на себя.

— Вообще-то ты Связующая, — осторожно сказала Вера. — И, сдается мне, ты тоже собираешься сделать именно это.

— Нет, — отрезала женщин. — Я тут слишком долго, чтобы ностальгировать так же сильно, как вы. Я сумела отстраниться. А вы пока всё еще частично там.

Айрин посмотрела на неё. Худая, даже, кажется, излишне худая, светловолосая, сероглазая. Одета просто, совершенно без претензии. Обычная футболка, обычные брюки, никаких украшений. Волосы собраны в хвост и перехвачены простой гладкой заколкой.

— Феликс всё понял правильно, — продолжила женщина. — И сделал правильные выводы. И ты, Таенн, интуитивно тоже всё почувствовал верно. Но сам метод… девочка, вся эта веселая компания права сейчас только в одном — мост не материален, в том понимании, которое присуще обывателю. Твой мост — это формула. Формула — материальна. Ты должна прекратить думать категориями дерева и камня, у тебя теперь в приоритете другие вещи.

— Какие? — спросила Айрин.

Женщина улыбнулась.

— Вода, свет, Берег, и ты сама, я думаю. Мост надо строить в мыслях.

— Мысль материальна? — Айрин нахмурилась. Эту фразу она слышала сто раз. Даже, кажется, тысячу раз.

— Да, — кивнула женщина. — Мысль действительно материальна. Мы поможем тебе разобраться в формуле… да, Орес? Да, Гар? Вера, Соня, Таенн, не молчите. Твоя формула — это и есть твой мост.

— Но разве по такому мосту можно куда-то уйти? — с недоверием спросила Айрин.

— Как ты думаешь, если бы было нельзя, он бы появился? — женщина хитро глянула на Айрин. — Мне кажется, он уже есть у тебя, этот мост. Дело за малым — заставить его работать.

— Но ее тело… — начал было Таенн, но женщина взмахом руки остановила его:

— Таенн, не лукавь. Ни ты, ни я не знаем, так ли всё плохо с телом на самом деле. Сейчас, например, вообще ничего не видно. А вдруг тело восстанавливают? Или, по примеру резерва, вообще воссоздают по материалу? Тебе это приходило в голову?

— Но Айрин не дубль и не резерв! — если бы Таенн мог в тот момент вскочить на ноги, он, скорее всего, вскочил бы — увы, за столом оказалось слишком мало места. — Как можно воссоздать…

— А как твои друзья были воссозданы? Те, что спят сейчас у нее дома? Таенн, перестань, — попросила женщина. — Тебе известно далеко не всё, и не может быть известно, признай уже очевидное. Её судьба — вернуться. А наше дело — помочь ей в этом по мере сил. Ты не согласен?

— Да согласен, согласен я, — проворчал Таенн, явно сдаваясь. — Айрин, ты разрешись сделать копию твоего блокнота? Я сейчас до Полосатого дойду, и…

— Утром, — приказала женщина. — Думаю, на сегодня хватит. Народ, допиваем, и пошли в зал. Пошли, Вера, пошли, негоже обижать друзей отсутствием. Айрин, зови кота. Он не согласится посидеть у тебя на руках? А то там будет очень много народу.

— Ничего у меня не получается, Таенн.

— Совсем?

— Ну ты же видишь, совсем. Ощущение, что я делаю нечто неправильное, — Айрин отвернулась, тяжело вздохнула. — Пару раз мне казалось, что я что-то чувствую, но… всё рассыпается. А еще я, кажется, устала. Глупо, да? Как можно устать на Берегу?

— Можно, — возразил Таенн. — Не устает только тот, кто ничем не занят. Ахельё, ты устаешь? — спросил он, чуть повысив голос.

— Я-то? О, еще как, — заверил Ахельё, высовываясь из-за стойки так, чтобы его было видно их столику. — Как домой приду, как цветы полью, так и падаю. И попугай падает. Прямо вот весь падает, и лапами кверху лежит. Получается такой Рах-бабах. А чего ему не устать, весь день орать, да колокольчик дергать?