Айрин усмехнулась, но невесело.

— По моему календарю, я уже два месяца мучаюсь, — сообщила она Таенну. — Я же отмечаю дни. И листы, дни на которых кончились, складываю в стол. Два листа, Таенн. Два месяца. Шестьдесят дней. И ничего.

— Тебе нужно как-то отвлечься, — Таенн нахмурился. — Может, снова в гости?

— Ой, нет, — покачала головой Айрин. — Нет, в гости с радостью, но… потом. Там слишком много народу. И народ этот, хоть и веселится, по большей части все-таки грустный. А я не хочу грустить. Мне надо…

— Что тебе надо?

— Как-то встряхнуться или разозлиться, — подумав, сообщила Айрин. Таенн присвистнул.

— Ну, про злость ничего не могу сказать, а вот про встряхнуться… хм… Кстати, а ты в курсе, что ты уже год здесь?

Айрин, слегка опешив, посмотрела на него.

Год?

Год?!

Целый год?..

— Да ты что… — прошептала она. — Быть того не может.

— Еще как может, — заверил Таенн. — Думаешь, ты одна считаешь? Ничего подобного. Много кто этим увлекается. Только среди моих знакомых — Вера считает, Орес считает, Эдика считает, ты считаешь…

— А ты? — с подозрением спросила Айрин.

— Ну, если я знаю про год, видимо, и я, — ухмыльнулся Таенн. — А как ты хотела? Думаешь, тебе одной интересно? Ничего подобного.

— Ахельё, а ты считаешь, сколько ты тут пробыл? — спросила Айрин.

Повар тотчас высунулся из-за стойки снова.

— Конечно, считаю, — невозмутимо сообщил он. — Как не считать? Правда, начал не сразу, молод был поначалу, не сообразил сперва, а потом начал. Вот Венера не считает. Венера наоборот…

— Слушай, сделай нам по кусочку мяса, что ли, — попросил Таенн. — И вина… Айрин, тебе какое?

— Можно розовое, — пожала плечами девушка. — И Шилду тоже мяса, пожалуй. Ахельё, а для чего ты считаешь?

— Да просто так, — пожал тот плечами. — Пять минут, сейчас мясо сделаю.

— Считают, девочка, не «для чего», а «почему», — объяснил Таенн, когда Ахельё скрылся в недрах кухни. — Это своя воля. Свои мысли. Своё время. Точнее, это возможность сохранить хотя бы часть себя — независимым. Ты на Берегу заперт, как заключенный в камере, но ведь даже заключенный может делать на стене засечки, верно? Это то же самое. Сколько у тебя листов в ящике?

— Девять. Первые три месяца я не считала, — Айрин нахмурилась. — Знаешь, странное ощущение от времени. Если бы не мой календарь, и не твои слова, я бы, наверное, не сообразила про год. А сейчас чувствую, что ты прав. И еще… я кое-что вспомнила.

Таенн подался вперед.

— И что же? — с интересом спросил он.

— Когда я… когда я умерла… — Айрин запнулась. — Скоро должен был быть Новый год, праздник. И я помню свою мысль. Жалко, что не удалось дожить до Нового года. А ведь хотелось. Не помню, к чему относилась эта мысль, в какой обстановке она ко мне пришла, но саму мысль помню. Такое… сожаление и разочарование. Понимаешь?

Таенн кивнул.

— Понимаю, — проговорил он. — Это было зимой?

— Ну да, — подтвердила Айрин. — У нас его точно празднуют зимой. Украшают… да всё подряд украшают, кажется, но я помню гирлянду на окне, и лампочки… в них словно бы цвета перетекали из одного в другой. Красный, синий, зеленый, белый… Подарки дарят друг другу. Это я тоже помню хорошо. Подарки, и… и какое-то такое ощущение у всех… словно должно случиться чудо.

— И оно случается?

Айрин задумалась. Шилд подошел к ней, поставил лапки ей на колено — девушка машинально погладила кота по голове, а он ткнулся лбом ей в ладонь.

— Не знаю. Может, и случается. Я не помню. Помню только ощущение само, и ничего больше. Огоньки помню, снег, запахи какие-то.

— Какие?

— Вкусные, — Айрин усмехнулась. — Еще помню, как приходишь домой с холода, а в доме тепло, и огоньки, и запахи. Мне обидно было умирать. Потому что смерть отняла у меня это чудо.

Таенн молча смотрел на Айрин, словно что-то про себя прикидывая. Из кухни вышел Ахельё, поставил перед ними длинные глиняные тарелочки с мясом, а перед Шилдом — белое блюдце, на котором тоже было мясо, но сырое, и нарезанное мелкими кусочками.

— Сейчас вино подам, — пообещал он. — Совсем замучили Полосатого, говорит, продыху нет с вашими заказами.

— Мы не торопимся, — успокоил Таенн. — До вечера еще далеко.

До вечера и впрямь было далеко. Солнце стояло в зените, на пляже гуляло много народу, тут и там сновали чьи-то гуарды и фамильяры, да и в самом кафе посетителей уже стало прибавляться — наступало обеденное время.

— А ты любишь снег? — негромко спросил Таенн.

— Не знаю, — пожала плечами Айрин. — В Новый год я его точно любила. Потому что одно неотделимо от другого. А так… я не очень люблю холод, — призналась она. — У меня от него болели руки. И губы трескались. И глаза слезились. Но это, наверное, не от холода, а от старости, — предположила она. — Может это всё быть от старости?

— Запросто, — кивнул Таенн. — Нет, положительно, когда готовит Ахельё, еда получается особенная. У Полосатого тоже вкусно, но не так. Даже близко не так.

— Согласна, — Айрин подцепила вилкой кусок мяса, и отправила в рот. — Мямса пуосто воусхитителое…

— Не говори с набитым ртом, — посоветовал Таенн.

Айрин замерла с вилкой в руке. Проглотила кусок.

— Что ты сказал? — спросила она.

— Не говори с набитым ртом, — повторил Таенн. — Это неудобно тебе и непонятно окружающим.

— Эту фразу они говорили друг другу, — прошептала Айрин.

— Твои спящие?

— Ну да! Точно помню. Таенн, знаешь, я, по-моему, с каждым днем помню всё больше, — призналась она. — Вот такие предложения, свои ощущения, даже праздник. К чему бы это?

— Давай надеяться, что к возвращению, — предложил Таенн. — А на счет Нового года… хм… я подумаю.

— О чем? Посмотри вокруг! — Айрин рассмеялась. — Тут везде сплошное лето!..

— Да? — Таенн прищурился. — Ну, ладно. Ловлю на слове. Спорим, что не везде?

— На что? — с интересом спросила Айрин.

— Ишь ты какая, «на что». Ну… — Таенн призадумался. — Давай на щелбаны.

— Это не интересно. Давай лучше на то, что если выиграю я, ты покажешь мне свой календарь, — предложила Айрин.

— А что будет, если выиграю я? — поинтересовался Таенн.

— Предложи сам.

— Тогда ты подаришь мне подарок. Любую книгу на твой выбор, из твоей библиотеки, — предложил Таенн. — Раз уж щелбаны тебя не устраивают…

— По рукам, — согласилась Айрин. — Ладно, давай доедать, и пошли купаться. А то ведь мне еще с чертежами весь вечер сидеть.