Они с Кроликом битый час рассматривали Динкины акварели. И Петр повесил на стену те, что были наклеены на картон. В «художественном беспорядке».

Маше не понравилось: лучше бы рядком.

На пороге появилась бледная Элечка. Немного понаблюдала за присутствующими, но заходить не стала. Вздохнула и убежала.

В отличие от нее, Наталья в комнату зашла. Постояла за спинами Динки с Петром, с откровенной брезгливостью всматриваясь в рисунки и пытаясь что-то понять. Поджимала губы и качала головой.

Труд оказался непосильным. Наталья пожала плечами, что-то проворчала и неохотно ушла.

Маша видела: ей явно нечем заняться. И пригласи она Воблу поболтать, та с удовольствием бы задержалась.

Но Маша не могла. Лелька ей строго-настрого велела оставаться только наблюдателем. Безмолвной видео-камерой.

Где-то хлопнула дверь, и Машины глаза округлились от возмущения: «А если я захочу в туалет?! Ну Лелька и садюга!»

Все случившееся уже записано, и Маша обернулась к двум любителям искусства. Других объектов в поле зрения все равно не имелось.

И хмыкнула: ну, эти тут надолго! Раз Динка приволокла из ящика с игрушками еще два альбома. Уже Ритины. И гордо сгрузила Петру на колени.

К Машиному изумлению, кролик ушастый не возражал. И даже заявил, что с удовольствием посмотрит и остальные альбомы. Мол, в прошлый раз Диночка ему показывала один… Кажется, там на обложке ласточки были. Или чайки?

Динка покраснела и почему-то замотала головой, но сказать ничего не успела. В комнату забежала Тамара, заглянула в шкаф, потянула с полки свитер и вдруг обернулась к Маше и спросила:

—Лелька еще не уходила?

—Куда? — глупо спросила Маша.

—На вокзал.

—Ну ты даешь — не уходила. Она еще не пришла!

—Не пришла? Еще?— прошептала Тамара.

Вытащила из шкафа Лелькину сумочку, заглянула в нее и вынула кошелек. Затем паспорт и Динкино свидетельство о рождении. Озадаченно посмотрела на документы, на деньги и пробормотала:

—Без них на вокзале делать нечего.

Маша сдвинула брови и раздраженно воскликнула:

—Хочешь сказать — она еще в ванной?

—Н-наверное.

Маша шарахнула кулаком по столу, и листок с ценными наблюдениями мягко спланировал на пол. Маша этого не заметила. Она была вне себя.

Столько времени тут страдает! Протирает задницей стул! Скрипит пером! Карябает всякую чушь, параллельно работая над слогом — вся страница исчеркана! Молчит, будто ей язык удалили! А Лелька, бессовестная, до сих пор нежится в ванне! Душ она, якобы, собралась принимать! Это ж сколько времени…

Маша открыла рот: да уже добрый час прошел. Половину назначенного срока она, Маша, считай, отбыла. А… а получается, он еще и не начинался, срок ее?!

Маша странно хрюкнула, покраснела и пулей вылетела из-за стола. Перепрыгнула через стопку Динкиных драгоценных рисунков, через ноги Ушастика, пнула неудачливого пупса и помчалась вытаскивать Лельку из воды.

Маша была в таком гневе, что даже не обратила внимания — дверь ванной закрыта снаружи. И выключен свет.

Машинально распахнула ее, влетела в крошечное помещение и едва не упала, споткнувшись о что-то.

Тамара, бежавшая следом, включила свет, и обе девушки закричали от ужаса: перед ними лежала Лелька. С разбитой головой.

Не дождусь завтрашнего дня, быстрее бы смыться. Само собой — с моими эскизами.

Верю и не верю: я — богатый человек.

Наконец.

Вовремя все сделано. Иначе бы все пять полотен достались соплячке. Или старуха разделила бы их? Не знаю-не знаю. Забавно, если припрятана моя законная доля.

О-о, так и будем считать — законная!

В любом случае: не мне сидеть у разбитого корыта. И потом — что значил бы один жалкий эскиз, выделенный Софи? «На булавки», как сказали бы веком раньше.

Жаль, не могу открыто проверить — как они там, мои драгоценные шедевры? Мой тайный капитал, мои денежки…

Меня никто не подозревает, нет сомнения. Да и какая разница? Главное, Софи не вызвала милицию.

Кстати, меня сегодня в пот бросило, когда старуха заявила — эскизы ничего не стоят.

Шуточки у нее!

Однако что-то тревожит. Наверное, просто трудно поверить — все вот-вот кончится. И еще — если бы добраться до моих полотен, проверить как они там…

Нет, все хорошо.

Эскизы в надежном месте.

Ни у кого не хватит ума отыскать их.

…Смешно, но куколка из Череповца выжила. Удивительно. На первый взгляд ее череп крепостью не отличается.

Надеюсь, все и сейчас спустят на тормозах. Не хотелось бы осложнений в последний вечер.

Хотя лично я чувствую себя в полнейшей безопасности!

* * *

В гостиной собрались после ужина. По требованию пришедшей в себя и хорошо поспавшей Лельки. Она, по счастью, осталась жива. И категорически запретила вызывать скорую помощь.

Заявила, что вполне доверяет Наталье. И уверила всех, что просто поскользнулась и упала, когда тянулась за полотенцем. Хотела его перевесить поближе. Не повезло, что поделаешь — при падении ударилась головой о край ванны.

Тамара с Машей смотрели хмуро. Им-то Лелька после перевязки и уколов призналась: ее ударили. Она действительно собиралась перевесить полотенце, когда вдруг погас свет. Но обернуться и увидеть кого-либо Лелька не успела. Уж очень быстро все произошло.

Маша страдала. Она даже похудела за эти несколько часов и потеряла обычный румянец. Ведь Лелька мимоходом бросила — во всем виноват Машин длинный язык.

Маша угрюмо обвела взглядом собравшихся: получается, она при убийце намекнула — его вычислили. Именно Лелька вычислила! Остальные ПОКА ничего не знают.

Вот убийца и постарался обезопасить себя. Настоящее чудо, что Лелька осталась жива. Еще чуть-чуть бы…

Маша судорожно сжала кулаки: кто же убийца?! Как назло, буквально все слышали ее дурацкий треп. И Наташка с Элечкой, и проходившие мимо Смуглый с Кролем.

Ну почему ей так не везет?!

Наталья после перевязки объяснила — «удар о ванну» оказался скользящим. «Больная» лишь кожу содрала, да шишку набила. Даже сотрясение мозга под большим вопросом. Ведь не тошнит. И голова не кружится.

Действительно повезло. Лельке. Убийца немного не рассчитал.

К Машиной досаде, глупая Лелька своей удаче вовсе не радовалась. Переживала за несостоявшегося убийцу. Мол, если его сейчас не остановить — большая беда случится.

Якобы человек быстро привыкает ко всему. Особенно молодой. И чужая жизнь с каждым покушением имеет для него все меньшую цену.