Сочувствовать убийце!

Маше такого не понять. Она не сторонница: «дали по правой щеке, спеши подставить левую…» Ей больше нравится: «око за око…» А еще лучше — опередить противника. У нее, Маши, лишнего глаза нет.

Маша пыталась возмутиться Лелькиным всепрощением. Требовала немедленного звонка в милицию — пусть голубчик ответит по заслугам, решетка по нему просто рыдает! Но Лелька лишь головой покачала.

Разбитой головой. Забинтованной. И тут же зашипела от боли — задела рану.

Потом Лелька прочла пятистишие. Только что сочиненное. Нескладное и рваное. Без рифмы совсем. Осторожно трогала повязку, морщилась и бормотала:

—Смотрю в зеркало: я один.

Оно лжет!

Нас двое, я знаю.

Темный «я» против светлого.

Вечная война!

Ну не сумасшедшая ли? Маша ни черта не поняла! Хотя почему-то запомнила эти пять строчек.

Теперь раненая Лелька с удобством устроилась на диване и наблюдала, как рассаживались остальные. Поглядывали на нее кто встревожено, кто сочувственно, кто озабоченно и разбирали стулья.

Все тут!

И убийца пришел поразвлечься.

Кто, кто?!

Маша насупилась: вот Динка здесь лишняя. Ее не удалось отправить в свою комнату к игрушкам или краскам. Она жалась к матери и наотрез отказалась уходить.

Лелька с Тамарой не спорили. Слишком хорошо ее знали — упряма донельзя. А Маша попыталась вывести девчонку силой и пострадала: бессовестная Динка больно укусила ее за руку.

Не до крови, Маше повезло. Зато на правом запястье осталась четкая подкова от маленьких и весьма острых зубов.

Самое забавное, Маша стала посматривать на Динку даже с некоторым уважением. Девочка нечаянно напомнила ей собственное детство.

Маша росла волчонком!

Четырехлетняя Дина Зимина выглядела настоящим ангелом, но вела себя абсолютно так же. Маша пыталась это понять, но не смогла.

Нечаянный инцидент разогрел Маше кровь, и она воинственно косилась на потенциальных преступников. В который раз пыталась вычленить хотя бы убийцу. И бессильно злилась: ну никто не тянул эту роль. Разве только…

Ну да — Электрон и Наталья!

Ведь просто смешно подозревать в чем-то серьезном кроля рыжего или глупую девку в кудряшках. Слабо им. Ишь — сидят, глазки таращат!

А первая пара — люди сильные. У Воблы взгляд такой, будто без соли и перца сожрет. И костей не сплюнет.

Смуглый же… Ох, хорош. Ох и хорош! Только в целлофан завернуть и лентой перевязать. И чтоб обязательно с бантиком.

Маша собственный палец готова прозакладывать: в любом приличном детективе именно Смуглый и сел бы за решетку. Типично бандитская физиономия!

И глаза зеленые. Честные парни таких не носят.

Маша пригорюнилась: глупая Лелька хочет закончить все миром. Свихнулась со своими танка. Желает, чтоб в душах непременно побеждало светлое. Или по крайней мере — продолжало борьбу.

Это она про убийцу!

И про вора!

Но спорить с Лелькой Маша не стала. Во-первых, чувствовала себя виноватой. Все-таки это из-за ее глупой болтовни Лелька получила по голове. Ладно, концы не отбросила.

Во-вторых, Лелька так же упряма, как и ее драгоценная дочь. А Динкино упрямство налицо — синяк на руке обязательно останется.

В-третьих, и самое главное — если Маша будет настаивать на милиции, то вообще не узнает кто именно преступник.

Бессовестная Лелька промолчит. А у самой Маши все на интуиции. Той самой женской, над которой издевается Ванька. Доказательств у нее — ноль целых и ноль десятых. Сунься в милицию — тут же высмеют.

Действительно, кто станет слушать Машин лепет о рухнувшей полочке, съеденных пирожках, мясорубке и уворованном чае? Ее отправят в психушку! Тут же.

Ведь Лелька заявит — упала. А с Софи станется утверждать — вообще никаких эскизов Левитана на стене в гостиной не висело.

Кому поверят?!

Маша стиснула зубы: придется дать этим ублюдкам шанс выйти сухими из воды. И даже подыграть Лельке.

Чудачка надеется на признание. Так сказать — на явку с повинной. На бунтующую совесть!

Мол, если ОНИ узнают, что Софи не оставила их без ценных подарков, не обделила…

«Ну-ну, посмотрим! Не пойму только, почему Лелька упорно бубнит — ОНИ. Наверняка действовал один. Стащил картины, а теперь, понятно, не хочет разоблачения. Правильно, уже считает себя богатеньким Буратино. И мечтает смыться!»

* * *

Маша внимательно осмотрела гостиную и удовлетворенно хмыкнула: все уселись, можно начинать представление. Лелька кивнула, значит дает добро. А Томка, мышь серая, ничего не видит, не слышит, не замечает. Таращится на Смуглого, не знает, дуреха, что тюрьма ему дом родной.

Маша вышла на середину комнаты и громко откашлялась. Затем обернулась к Софи и вежливо спросила:

—Можно говорить откровенно?

—Конечно, — удивилась та.— Только постарайся никого не обидеть.

—Сложно, но… Где наша не пропадала!

Маша отчаянно махнула рукой и широко улыбнулась. Всем. И преступникам и товарищам по несчастью, невинно попавшим под подозрение. Дернула себя за белоснежный локон и воскликнула:

—Я не хочу начинать с неприятного!

Наталья усмехнулась. Маша тут же успокоила ее:

—Зачем спешить? Для этого у нас целый вечер.

Электрон уселся поудобнее. Маша восхищенно подумала: «Ну и нервы у мужика! Прямо-таки стальные канаты. Уверен в себе, куда там мне…»

Она снова обернулась к Софи и вкрадчиво пропела:

—Софи, вы же обещали народу подарки на память? Всем, кого пригласили? Не отвечайте – не отвечайте, а то я собьюсь!

Софи рассмеялась и кивнула, разрешая продолжать. Маша отвесила легкий поклон в ее сторону и воскликнула:

—Так вот, я предлагаю прямо сейчас прояснить вопрос! Чтоб народ не нервничал, не подыхал на моих глазах от зависти к трем счастливчикам и не пытался валить с больной головы на здоровые.

Машина «откровенность» потрясала. Ее торжественный тон тоже. С нее не сводили глаз. Маша чувствовала себя почти на сцене. Звездой — не меньше.

Маша обвела взглядом зрителей и пылко заверила:

—Я тут единственная — человек крайний и ни в чем незаинтересованный. Не считая справедливости, само собой. Поэтому от чистого сердца — и без задних мыслей! — предлагаю закончить с раздачей слонов, то бишь подарков. Все равно завтра с утра разъезжаемся, пусть народишко пакуется!

Софи снова рассмеялась. Вера Антоновна перестала вытирать пыль в серванте и громко пробормотала о чьей-то наглости. Тамара, Лелька и Динка откровенно восхищались Машиным ораторским искусством. Остальные безмолвствовали.