Для пропаганды периодически использовались трудовые конфликты. Например, 27 октября 1915 г. во время забастовки на заводе «Феникс» в Петрограде было распространено воззвание, призывавшее к прекращению войны путем осуществления социальной революции. В то же время спектр распространения воззваний был более широк. Так, существовала практика их рассылки родственникам военнослужащих. 15 февраля 1915 г. крестьянин Мологского уезда Брейтовской волости Ярославской губ., деревни Славянки А.Л. Козлов получил из действующей армии закрытое письмо, в котором оказалось сообщение неизвестного лица о его без вести пропавшем брате С. Козлове, служившем в 268-м пехотном Пошехонском полку. В письме содержалась и печатная прокламация под заглавием «Война и Революция», изданная петроградскими анархистами.

В большинстве листовок указывался их адресат («Ко всем трудящимся», «Рабочие!», «Братья солдаты!», «Товарищи рабочие!», «Рабочие-трубочники!», «Рабочие и работницы!») и звучали лозунги: «Долой войну!», «Долой ваши кровавые войны!» и т. п. Листовки содержали нелицеприятную оценку военных действий, которые характеризовались как «кровавая игра правительств», «братоубийственная война», «грандиозная мировая бойня» и т. п. Положение России характеризовалось как катастрофическое: «Потери наших войск свыше двух миллионов. Каждый день войны несет свыше 40 тысяч жертв и обходится [в] 200 миллионов». Новым словом в анархистской пропаганде стали обвинения в измене, особенно остро звучавшие в распространявшейся в ноябре 1916 г. листовке МГАС «Освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих». «Мы помним, – говорилось в ней, – имена Сухомлинова и Мясоедова, которые своим предательством способствовали более успешному истреблению русской армии. Мы знаем, что измена ютится в царском дворце и около молодой царицы, группируется кружок германофилов, имеющий своих агентов в нейтральных странах. Вот почему происходит такое беспощадное истребление на фронте русских рабочих и крестьян, вот почему наши потери достигают страшной цифры – почти в 9 миллионов человек, то есть больше, чем потери Германии и Австрии вместе взятых».

Листовка МГАС представляет интерес тем, что в ней была сформулирована стратегия политической борьбы, приведшая к свержению с престола Николая II в февральские дни 1917 г. Обвиняя правительство в неспособности наладить «продовольственное дело», авторы воззвания прогнозировали приближение голода в случае, если общественная инициатива будет скована действиями бюрократии. Они призывали рабочих воспользоваться конфликтом между Государственной думой и Николаем II: «Товарищи, мы призываем вас снова взять в руки славное оружие пролетарской борьбы и нанести решительный удар своему злейшему врагу. Пусть день открытия Государственной думы будет отмечен всеобщей стачкой московского пролетариата. В этот день буржуазия готовится произвести натиск с парламентской трибуны, и, таким образом, удар будет нанесен нашему заклятому врагу с двух сторон». Борьба за анархический идеал переносилась в отдаленное будущее (что было нетипично для анархистов начала XX в.), а ближайшими целями провозглашалось свержение самодержавия, прекращение войны, предоставление политических свобод и проведение амнистии.

Ожидания скорой революции получили отражение не только в агитационных материалах, но и в планировании анархистами своих действий. Так, работавший в 1916 г. на авиазаводах Санкт-Петербурга бывший военный летчик и связанный с анархистским подпольем К.В. Акашев вспоминал о том, что обсуждал с меньшевиками-интернационалистами планы предполагаемого вооруженного восстания: «В декабре 1916 г. от группы с[оциал]-д[емократов] интернационалистов (Е.П. Херсонская-Марфа) получил предложение организовать налет с аэроплана на Царское село к моменту восстания, но Февральская революция опередила приготовления».

В армии и на флоте агитацией занимались известные анархисты А.А. Боровой, А.Г. Железняков, Г.П. Максимов и др. «Я уже решил мучивший меня вопрос, – вспоминал Максимов, имевший возможность избежать службы, – от мобилизации не уклоняюсь, иду в солдаты и буду жить вместе с народом в одинаковых с ним условиях, делить все тяготы и вести антивоенную и политическую пропаганду в казарме». В 1915 г. он стал вольноопределяющимся нестроевой службы в 176-м запасном пехотном полку, располагавшемся в Красном селе под Петроградом. Там Максимов проводил беседы с солдатами, критикуя войну и политику Николая II и осторожно разъясняя идеи анархического самоуправления. Как один из наиболее грамотных, он завоевал доверие нижних чинов своей роты и был направлен ими к депутату Государственной думы А.Ф. Керенскому с ходатайством против незаконного применения командирами телесных наказаний. Железняков в 1915–1916 гг. служил во 2-м Балтийском флотском экипаже, а затем на учебном судне «Океан». В своих письмах он сообщал московским анархистам о настроениях матросов и собственной деятельности (ему удалось наладить распространение среди военнослужащих листовок и литературы). Интенсивную пропаганду среди солдат первого коренного парка и гарнизона Торжка вел солдат-анархист Колесников. Одна из петроградских групп рабочих анархистов-коммунистов в 1915 г. вкладывала свои листовки в газеты, пытаясь донести их до солдат. Переправку антивоенных прокламаций на фронт и доставку оттуда оружия осуществляли члены МГАС. Северный союз анархистов надеялся привлечь солдат к совершению покушений на представителей высшего командного состава. Для этого осенью 1916 г. планировалось создать боевые группы из военнослужащих петроградского гарнизона.

В воззваниях, обращенных к солдатам, говорилось прежде всего о тяготах войны и ответственности за них царского правительства и капиталистов: «Вы, солдаты, проливающие свою кровь за интересы царя и капитализма, и вы, обреченные на смерть, принуждены голодать и мерзнуть в окопах, в жалких отрепьях и быть на положении „пушечного мяса“ и „навозной кучи“». Листовки разъясняли, что «жизнь и здоровье самих солдат ценится начальством дешевле патронов»: «А какое гнусное отношение правительства к раненым, какие жалкие подачки кидают им разжиревшие господа, какие возмутительные ограничения существует при определении пособий жертвам войны». Ухудшение социально-экономической ситуации в стране тесно увязывалось с военными действиями: «В то же время все материальные тяжести войны ложатся на беднейшее население: неимоверно растут налоги, растут аппетиты фабрикантов и купцов, вздувающих цены на товары, развиваются хищения, нищенствуют семьи запасных, голодают безработные». Особо указывалось на жестокость властей к оставшимся в тылу: «Вот уже полтора года, как льется ваша кровь на полях великого побоища народов, натравленных друг на друга царями и правительствами всех воюющих государств, во имя деспотической власти и во имя капиталистической буржуазии, которая под гром пушек и через потоки народной крови грабит ваших жен, отцов и матерей. И за всякую попытку протеста полиция, по приказу правительства, расстреливает безоружных рабочих, женщин, стариков и детей». При этом ответственность за расправы возлагалась в листовке не на солдат, а на полицию. В воззваниях передавались слухи, контрастировавшие с антивоенной позицией анархистов: «Как говорят ваши изменники генералы, которые во главе с царицей Марией продали планы военных действий Германии; и эта измена дорого стоила нашей истерзанной родине. Миллионы человеческих жизней были брошены на верную гибель изменническим правительством и генералами». Сообщалось также о волнениях рабочих и солдат в Австро-Венгрии и Германии, что должно было свидетельствовать о приближении революции. «Чтобы положить конец авантюрам хищников, приводящим к массовому убою подвластной им массы, необходимо разрушение государства […], – утверждалось в листовках. – Перед рабочими массами встает задача разрушения капиталистического строя и уничтожения государства путем насильственной революции с захватом земли, фабрик, заводов и всего имущества господ в общее пользование».