Меряет с головы до ног взглядом. Последний морок сходит, по глазам вижу и ухмыляюсь.

– Пофиг, – нахожу боксеры, одеваться не спешу. – Что сама больше хочешь, то и готовь. Или задержимся? – дергаю бровями и киваю в сторону кровати.

– Нет уж… Пойдем, – пыхтит, краснея.

Смеюсь и одеваюсь. Уже засек, если появляюсь на кухне голый, ее это взбесит. Лады, не проблема. Работаем. У меня, блядь, даже в ванной теперь инструктаж в виде крупных печатных табличек: «Крышка», «Полотенце», «Тюбики». Что дальше? Жить не мешает. И вроде не особо внапряг. Просто нужно привыкнуть.

– Не кури на пустой желудок, – ворчит Варя, когда я после туалета захожу на кухню.

Ворчит, однако не бесит. Ну, совсем слегка. Лайтово. Переживу.

– Я еще даже зажигалкой не чиркнул, откуда знаешь, что собирался?

Она в ответ с каким-то долбаным превосходством приподнимает одну из бровей.

– Попроще, – давлю машинально.

– Что?

– Лицо попроще, Эйнштейн.

– Не с той ноги, что ли, встал? – бросает обвинительно и отворачивается к плите.

Гремит чем-то там. Пытаюсь на звук определить: взбесил я ее или еще нет. Непонятно.

– Слушай, – выговариваю, прочесывая свободной ладонью затылок. – Если хочешь, можем после обеда выйти в город. Ты хотела погулять.

– Пешком? – оживляется Варя.

Терпеть не могу рассекать на ногах без дела. Морщусь, но, едва Любомирова оборачивается, быстро выдаю эту гримасу за ответную улыбку. Она прям счастлива. Надо же… Лады. Перетерплю свое «терпеть не могу».

Только после обеда и обязательной, мать ее, уборки, на выходе из дома Варя вспоминает о своем телефоне. Он оказывается разряженным. Очевидно, снимал до полной отключки.

– Ну, ничего, – важно изрекает Центурион. У нее проскальзывают такие интонации даже на обычных фразах. – Поставлю на зарядку. Если что, ты же с телефоном?

– Ясное дело.

– Тогда пошли.

Все оказывается гораздо лучше, чем я ожидал. Ходить с Варей за руки даже прикольно. В любой момент можно обнять и сорвать какой-никакой поцелуй. Без слюней и языка, конечно. Но припечататься губами к губам среди толпы незнакомых людей Центурион мне запретить не может. Пошипит слегка и через пару секунд снова улыбается.

– Не кипишуй, родная. Не на осаде. Крепости все наши, – ухмыляюсь, прижимая ее еще ближе.

– Прям все? – цокает языком.

– Прям все.

Облизывая губы, Варя прищуривается.

– Давай, козыряй, – даю позволение, безошибочно угадывая ее стремление поумничать.

Она смеется и мотает головой.

– Неа. Не буду. Так неинтересно.

– Так и знал.

– Что?

– Умничаешь, только когда есть шанс пустить мне кровь. Если я готов и добро даю, охота пропадает.

– Ага, приберегу на следующий раз. Жаль хорошие шутки впустую растрачивать.

– Вот, – авторитетно выдаю я.

Варя замирает, а потом с явной иронией выдыхает:

– Так порой хочется ответить твоей рифмой.

Моя очередь стопорнуться и вспомнить, как сыпал на ее «вот» свои «хуёт». Из застоя резко выхожу – сжимая рукой ее плечи, откидываю голову и откровенно ржу. Любомирова в ту же секунду присоединяется.

Как невоспитанно, мистер Бойка…

© Варвара Любомирова

– Иди сюда, киса, – прижимаясь сзади, Бойка тянет меня на себя.

– Что еще за киса? Блин, дай хоть телефон с зарядки сниму, – смеюсь, а в следующую секунду уже визжу.

Мы только вошли в квартиру, руки еще ледяные, а он, едва сбросив обувь и куртку, забирается ими мне под свитер. Отбрасываю телефон, так и не успев проверить, было ли что-то важное за время моего отсутствия.

– Черт, черт… Бойка… Ты… Бойка… – рвано хватаю ртом воздух.

– Я, – ржет Кир и кусает мою шею, прямо под линией роста волос.

Подтягивая плечи, морщусь. Покрываюсь мурашками и снова пищу. Он подхватывает меня на руки и несет в спальню.

– Не перезвонишь отцу? – выдыхаю между поцелуями, когда Бойка опускает меня на кровать и наваливается сверху.

– Нет.

– Кир… Я понимаю, что вы не поддерживаете связь… Но он столько раз тебе сегодня набрал… Вдруг что-то случилось?

Я Рената Ильдаровича, конечно, так же сильно, как и Кир, не выношу, но, догадавшись, что они с мамой вернулись из отпуска, собиралась проверить, не звонила ли та мне. Вдруг звонила? Вдруг что плохое произошло? А я тут лежу… Можно не общаться, но знать, что у них все нормально, как-то естественно, что ли… Если раньше отец Киру в принципе не вызванивал, то сегодня от проявленного им упорства как минимум тревожно становится.

– Похрен, – отбивает Бойка в своей обычной манере и скатывает с меня штаны.

Задирая, стягивает следом и свитер. Скользя ладонями по моему телу, поджигает кожу и молниеносно разносит удовольствие. Целует грудь, выступающие ребра, живот… Все это жадно и вместе с тем методично, выражая в первую очередь собственную потребность в таких ласках. Целует для себя. Хочет целовать. Жаждет.

– У-у-м-м… Боже…

Забывая обо всем, прикрываю глаза. Расслабляюсь в ожидании нашей эйфории. Но когда Кир стягивает с меня трусы, мое тело вдруг прошивает трескучим напряжением. Потому как он… Он не собирается снова ложиться на меня. Прикасается ртом там… Я резко распахиваю глаза и, приподнимая голову, скашиваю взгляд на Бойку. Он в этот же момент поднимает свой – безбашенный, огненный, голодный. Приоткрытые губы, влажные после меня, Кир их еще и облизывает. Шумно и горячо выдыхает, я следом. Вздрагивая, отмечаю, как пространство вокруг начинает кружиться. Держит только Бойка. А потом… То ли мое восприятие капитально стопорится, то ли действительно время притормаживает. Ресницы Кира медленно опадают, и взгляд опускается мне на промежность. Судорожно, со свистом тяну воздух, пока он приближается. Не смыкая губ, сжимаю зубы. Видя и чувствуя прикосновение его горячего языка, с шипением выдыхаю. Содрогаюсь и давлюсь кислородом на новом вдохе. Падая на матрас, глаза не закрываю, но все размывается, взрывается и как будто рассыпается на звезды.

Бойка меня жарко целует, откровенно лижет, жадно посасывает... И все это ему нравится. Даже мои ощущения все второстепенны. Я включаюсь позднее. Сначала он делает, страстно рычит и жестко мнет мои бедра. А потом в каждую вторую секунду врубаюсь я. Летаю, окончательно теряя точки опоры и какие-либо физические ориентиры. Стону все громче и отчаяннее. Хватаю губами воздух, зажимаю в кулаки простыню.

Кир не трогает меня пальцами, к влагалищу тоже редко приближается. Воздействует в основном выше. Он будто ест меня, опускаясь к лону только за тем, чтобы поймать патоку моего возбуждения. Собирая ее языком, размазывает по плоти – между складок и по клитору. Каждый раз, когда прикасается к этой точке, меня словно током бьет. Боже, да я дрожу уже непрерывно и не пытаюсь это остановить. Напротив, с галопирующим по всей грудной клетке сердцем нетерпеливо жду желанной развязки. И когда этот взрыв случается, кричу во всю силу легких.