– Здравствуй, Кирилл.

– Здоров, – закладывая руки в спортивные штаны, не двигаюсь с места. – Чё хотел? – как идет, так и спрашиваю.

Все, что выше стоячего голубого воротника отцовской рубашки, приобретает насыщенный багровый цвет.

– Поговорить нужно, – цедит сквозь зубы и шагает вперед.

Небрежно выкидывая ногу, перекрываю путь через порог.

– Не о чем.

Почти год прошел, как все связи оборвали, а это, мать вашу, интеллигентное чмо еще удивленно таращит глаза.

– Это в твоих интересах, – наседает тоном. Странно, что еще не орет. Взглядом дополнительно давление оказывает. Только мне похрен. Пока он не выкидывает козырь: – Если не хочешь, конечно, чтобы весь этаж слушал о Варваре Любомировой, – маячит какой-то папкой.

Я лишь на звуках ее имени цепенею, все остальное уже позже догоняет. Прицельно и горячо лупит в затылок. В груди разливается удушающий и липкий жар, который я, как ни пытаюсь, тормознуть не в состоянии. Отец все подмечает. Довольно ухмыляется. В глазах знакомый безумный блеск возникает. Наслаждается, сука.

Что за ебанутый черт? Какого хуя он снова вздумал соваться в мою жизнь? И к чему эта официозная поза – «Варвара Любомирова»? Будто он сам к ней постольку-поскольку отношение имеет. Козлиная рожа. Из преисподней.

Несколько затянутых секунд давлю старика безразличием. А потом… Шумно выдохнув, с силой вкладываю кулак в металлическое полотно двери. Своеобразное приглашение, согласен. Было, у кого учиться. Резко развернувшись, иду на кухню. Отец следом двигается. Представляю, как его перекорежило, и… Хуй клал! Если вздумает размахивать руками – отвечу, как всегда хотел. Сколько можно? Даже не верится, что в самом деле собираюсь с ним разговаривать.

Но это его «Варвара Любомирова» тревожно пульсирует в груди. Стянуть не получается.

– Давай, не мнись. Вываливай, – грубо подбиваю, вперив в отца взгляд.

Тот, конечно же, быстро сориентировавшись в закрытом помещении, скидывает к херам свою интеллигентную маску.

– Ты баран! Кусок дебила! Что натворил?! Куда полез, кобелина?! – привычно рвет глотку. Я даже не пытаюсь напрягаться, чтобы уловить суть претензий. Просто принимаю на слух и жду разворота того важного крючка, на который он меня подцепил. – Мало тебе шмар своих, мою семью разрушить захотел? А? Тварь конченая! Признайся, заскочил на Варю, мне и Тине назло?! Больше нечем было досадить? Все испоганить пытаешься! Очернить! Уничтожить! Мне назло!

– Это я-то? Очернить тебе назло? Ни хрена не путаешь? – выдыхаю на автомате. Только после этого самое важное высекаю: – Ни на кого я не заскакивал.

Не то чтобы пытаюсь отрицать наши с Варей отношения, но формулировка, которую использовал старик, меня бесит. Ее я первым делом и поправляю. Добавить еще что-то не успеваю, «папочка» подкидывает неопровержимые факты:

– Я запись видел. Всю вашу еблю от и до прослушал!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Едва это принимаю, нечто черное и гадкое взмывает в душе. Разбивает мышцы, кости и весь набор органов сумасшедшим тремором. Видимость окрашивается красным. Весь мир, на хрен, будто кровью заливает. Моей, блядь, кровью.

За всю свою жизнь я немало циклической боли испытал – физической и психологической. Но сейчас… То, что я чувствую в это мгновение, не сравнится ни с одной самой ужасной ситуацией из прошлого. Даже тот чертов раз, когда у меня, стараниями отца, оказались сломаны ребра, уходит на дальний план. Его попросту смывает на хрен. Потому что сейчас… Мою любовь – единственное святое, что у меня есть – взяли и бросили в грязь.

За это я готов убить.

Отец это чувствует. Смотрит и прется, маньячина. Даже мат использовал, чтобы больнее ударить. Не приемлет ведь, но наши с Варей отношения не погнушался назвать именно «еблей». Бешеная скотина.

Держусь. Не срываю все слои кожи разом с его рожи только потому, что знаю: это лишь начало пиздеца. Приходится готовиться, чтобы выслушать все. Тогда можно будет принимать решение и действовать.

– Значит, это ты шастал у меня по квартире? – голос сухой, аж трещит.

– У тебя по квартире? А ничего, что эта чертова хибара принадлежит мне? – разъяряется старик. – Рвешься быть самостоятельным? Что-то из себя показать пытаешься? Вперед! Сдашь сегодня же ключи и от этой халупы, и от машины. Посмотрю на тебя, орла! Кусок дебила!

В висках долбит, и сердце во всю силу мотает. Ничего не делаю, просто стою, а на коже пот выступает. Ощущение, что какой-то удар вот-вот поймаю, но я упорно строю вид, что спокоен.

– Машина при чем? По всем докам моя она. Я покупал.

– По докам? А покупал на что? Одну тачку продал, вторую… Со счетов все, что было – слизал. Шахер-махер моими деньгами! Моими!!! А теперь машина твоя? Твоя?! На свою зарплату, что ли, купил? Серьезно? Или все остальное сильно помогло?

– Ты ни хрена не знаешь…

– Все я знаю! Думаешь, пока ты год мотался по криминалам, морду за бабло подставлял, какие-то левые проги писал и сопли свои рисовал, я сидел и ждал? Ошибаешься. Про все твои дела не просто знаю, целая папка на тебя у меня собрана! И теперь… Допек ты меня, сынок, выше крыши. Последняя капля!

Это его «сынок» – настоящий плевок. Вмазать не рискует, так словами кроет наотмашь.

– Чем допек? Тем, что не по-твоему?

– Оставь девчонку в покое. Разруливай немедленно! Да так, чтобы ни меня, ни Тину не мешал. Сам разгребай! Иначе… Под статью у меня пойдешь. Там делов у тебя на десятку «строгого» точно хватит.

– Совсем башней поехал? Лагерями меня пугаешь?

Сказать, что удивлен – ни хрена не сказать! Отец, конечно, гнида. Но чтобы настолько! Не ожидал даже я.

– А ты думал, я смотреть буду, как ты гадишь все, что я создал? Чего добился? Хватит меня позорить! Задвинем тебя в какую-то дальнюю колонию, никто и знать не будет, куда девался. Один черт – ты уже потерян для общества. Лепил из тебя, лепил… Все усилия и вложения насмарку! А у нас с Тиной через семь месяцев родится сын. Мне еще его воспитывать и людям, так сказать, в глаза смотреть. Мы Бойко…

Махнув рукой, криком обрываю этот задроченный самовлюбленный поток сознания:

– Ну, давай, раз решил все! Вперед, сука! Суди. Мне, чтоб ты сразу понял, глубоко похуй! Я ее, чтоб ты сдох, люблю!

К такому повороту старик явно не готов оказывается. Да я и сам не планировал выдавать долбаному чёрту что-то настолько личное. Просто заебало его слушать.

– Любишь? Это твои проблемы, – чеканит после паузы. – Сказал, не будешь с ней. Точка. Честь семьи вам позорить не позволю! Даже если она тебя тоже что-то там… – голос обрывается. Но думает отец недолго. Быстро переключается. Дьявольское озарение, которое зажигается в его глазах, как прожекторы, слегка поддевает внутри меня плотину естественных страхов. – Про сердце ее в курсе же? Поэтому прошлой зимой свое отдать хотел? Все эти телодвижения, сопли… Сдохнуть за нее хотел. Ну-ну, – в конце ухмылку какую-то выпускает.