Дернув на себя массивные кольца, попыталась открыть створки. Мореный дуб не сдвинулся ни на миллиметр. К моим потугам без слов присоединился Пауль, и мы с вампиром поделили дверные ручки. Марио, которому не досталось кольца, решил последовать приснопамятной бабке из сказки про репку и ухватился за блондинчика. Композиция получилась весьма колоритной и интригующей. Увы, даже совместные усилия не принесли плодов. Зато резной рисунок неожиданно стал меняться. Из вязи рун и плетений вдруг сложились черты сурового мужского лица с бородою, плотно сомкнутыми устами и грозно сведенными бровями.

– Кто осмеливается ступить за священный порог? – прозвучало негромко, но впечатляюще.

Такой «ласковый» прием служил не иначе как для того, чтобы юные магические дарования не растащили экспонаты на декокты и амулеты раньше, чем в головах тянущихся к знаниям чад не утвердится мысль: тягать из музея трофеи не только неэтично, но и наказуемо. Весьма сурово наказуемо.

Поэтому, подозреваю, прозвучавший набатом голос стража у робкого юноши с горящим взором, то бишь первокурсника, наверняка бы стал причиной трясущихся поджилок. У студиозусов, миновавших экватор, такой вопрос вызвал бы усталый вздох, а перед дипломниками двери открылись бы сами. Ибо нет существа более опасного, изобретательного и изворотливого в стенах учебного заведения, чем старшекурсник, особенно если оный готовится к итоговым экзаменам: в его голове теоретические знания почти как у профессора, но не замутненные древностью прожитых лет, а в душе – бесшабашность и бесстрашие юности, не знавшей серьезных поражений. Убойное сочетание, перед которым даже дух-хранитель (а перед нами был именно он, заточенный в створки дверей) может спасовать.

Нас же сей музейный страж принял за первогодок, не иначе. Вот только разводить этикеты, когда пятки щекочут инквизиторские заклинания, времени не было.

– Те, кто старше тебя на пару веков минимум, – Пауль, самый наглый из нас, нашелся первым, обнажив свой фирменный оскал. – Когда родился Пауло Реньер, твои створки еще желудями были.

Лицо скривилось в подобии улыбки, и уже не грозный, а скорее ехидный голос осведомился:

– И лишь в столь почтенном возрасте сыну ночи удалось сдать вступительный экзамен… тяжело, видно, тебе давалась учеба… А ты случаем не олигофрен?

– Олиго… кто? – скулы вампира побелели, а ноздри хищно затрепетали. Точного значения современного словечка Пауль не знал, но то, что оно ругательное, понял по насмешливой интонации безошибочно.

– Френ, френ, – услужливо подсказал хранитель. – Таких простых слов не знать… и как только сумел поступить сюда, в элитную Магическую военную академию?

Судя по реакции Пауля, вампир вознамерился доказать этой деревяшке всю глубину ее заблуждений, невзирая на время и погоню. Вот только мы с Марио были категорически против, а посему я озвучила единственное пришедшее на ум:

– А что будет с дверью, если ее состарить? Веков этак на двадцать? – припомнила случай с пластиковой ручкой, которая раскрошилась у меня однажды в пальцах, когда не смогла совладать со временны́ми потоками. Инквизиторы все равно были уже здесь, рядом, так что особой разницы – использовать мою магию или нет – не было.

Я не обращалась ни к кому конкретно, скорее озвучила свои мысли, но Пауль, не заметив этого, не преминул ответить:

– Дверь разрушится, а дух-хранитель уйдет за грань.

– Отлично, – в моей ладони заплясал сгусток силы, еще не оформившейся в заклинание.

Створки без лишних препирательств сами поползли в разные стороны: страж оказался на диво понятлив и опытен. А как же иначе, на такой-то должности и с такими-то «вассалами».

Пауль победно улыбнулся, будто заслуга удачно проведенных переговоров целиком и полностью принадлежит ему. Марио же удрученно шмыгнул и провел рукавом под носом, выдав этим жестом всю суть аристократии шестнадцатого века, которая отличалась от простолюдинов порою лишь осознанием важности собственного происхождения.

Не став дожидаться, пока вход откроется полностью, мы ночными грабителями проскользнули в щель меж створок. Полумрак зала с экспонатами разной степени кровожадности поражал своими размерами. Стенды с отдельными частями нежити, как то: голова ифрита или зубы горного василиска, перемежались целыми мумифицированными телами. Наличествовали чучела гарпий, с энтузиазмом потрошащие что-то невнятное, но дюже пыльное. Грифон придавил лапой, побитой молью, несчастный манекен, призванный изобразить человеческое тело. Вальяс в нелепой позе задрал одно копыто вверх и больше всего напоминал балерину, потерявшую координацию. Гримы для разнообразия больного воображения таксидермиста просто скалились на зрителей. Гребневеки-живоглоты же, судя по задумке, должны были обвивать щупальцами добычу, но ловчие мандибулы жителей болот опали и тряпками повисли на здоровенном обремошенном свертке, который, по мнению бутафора, вполне сошел за жертву.

Чуть дальше начиналась экспозиция, посвященная истории магического мира, ибо были там и инсценировки из деяний великих чародеев, и эпическое запечатывание врат тьмы, и еретические костры.

– Пауль, как насчет того, чтобы полежать в гробу с осиновым колом в сердце? – я кивнула на симпатичный ящик, обитый бархатом, в котором вольготно расположился пластиковый вампирус вульгарис.

Блондинчик понял меня без дальнейших пояснений, непочтительно выдернув своего псевдосородича из посмертного ложа, и был немало удивлен. Твердыми в муляже оказались только пластиковые голова и руки. Все остальное, скрытое одеждой, было тряпично-мягким. Пауль, ничтоже сумняшеся, свернул местного Дракулу в валик и положил в изголовье вместо подушки. А потом, подхватив осиновый кол под мышку, улегся в гроб с невозмутимым видом.

Вот ведь! Упырь-упырь, а лучше всех устроился. Хотя… я стянула увесистый крест с шеи соседнего экспоната – архиерея, воздевшего персты в потолок. У другого церковника позаимствовала молитвенник и в довершение, выудив осиновый кол из загребущих объятий Пауля, пристроилась к гробу вампира.

А что, на табличке написано: «Средневековые методы истребления ныне почти исчезнувших рас», а на поверку – лишь один невинно убиенный упырь с предельно допустимой концентрацией осины в грудине. Надо же показать, как именно древо туда попало и благодаря кому. А то вдруг крайне продвинутые студиозусы, которые грибы только в Гугле найти могут, напрочь лишены воображения.

Осталось решить вопрос с Марио. Третьим в наш с вампиром междусобойчик он не вписывался даже не из-за композиции. Ему банально не хватало места. Зато под лапу грифона несчастный паренек уместился вполне, потеснив пластиковое изваяние.

Успели как раз вовремя.

Хранитель, чей характер оказался до жути сварливым, решил отыграться на инквизиторской братии и препирался с ними еще похлеще, чем с Паулем. Но спорить с блюстителями порядка – все равно что тушить огонь бензином. Хотя для стороннего наблюдателя, судя по специфическому диалогу, зрелище было отрадным. И все же створки надсадно заскрипели, и пятеро инквизиторов ступили за порог музея.