– Но как отличить одно от другого?

– Есть правило. Очень простое правило. Перед лицом Неизвестного человек отважен. Неизвестное обладает свойством давать нам надежду и ощущение счастья. Человек чувствует себя сильным, дерзким и бодрым. И даже беспокойство, при этом возникающее, действует благотворно. Неизвестное раскрывает все лучшие стороны человеческой природы.

Но когда принимаемое за неизвестное оказывается непознаваемым, результаты бывают катастрофическими. Тело теряет тонус, ясность и уравновешенность улетучиваются. Ведь непознаваемое не даёт энергии. Оно находится вне пределов человеческого существа, в области, вторгаться в которую не следует ни бездумно, ни даже с величайшей осмотрительностью. Даже за намёк на контакт с непознаваемым приходится платить поистине непомерную цену».

Когда я прочитал эти строки, всё стало на свои места. Это был ответ на вопрос, который мучил меня годы. Я встретился с Непознаваемым и благодарю Бога, что он отвёл несчастье.

Однако новый вопрос будет преследовать меня отныне – почему я стал писать свои заметки в тот вечер, когда печатался тираж «Московского комсомольца» со статьей о Карлосе Кастанеде? Или это простое совпадение?

Машину мы оставили в последней деревне. Дальше для нашей «Волги» пути нет. Впереди далёкий путь к глухариным токам.

Давно не ремонтированная дорога с колеями, полными воды, совершенно разбита тракторами. По обеим её стоpонам – поля замерли под глубоким ещё снегом. Лишь кое-где на высоких местах виднеются небольшие проталины. Пролётные птицы не находят cебе корма ни в полях, ни в лесу. Все на дорогах, кормятся на дорожном мусоре.

Не боясь человека, деловито расхаживают грачи, поблескивая на солнце чёрно-синим пером.

Сороки на юг не улетали, но вместе со всем птичьим коллективом снуют у дороги и на ней, суетливо перепрыгивают с одной стороны на другую. Они будто хвастаются чёрно-белыми нарядами, беспрестанно вздёргивают свой роскошный хвост и, не подпуская близко, с хохотом разлетаются по сторонам.

По-весеннему нарядные чибисы, степенно семенят по краю колеи, залитой водой, и, как бы нехотя потянувшись, взлетают, легко подбрасывая маленькое тело широкими крыльями.

В придорожных кустах расселись и весело зиньзикают жёлтенькие овсянки и, дружно вдруг вспорхнув, всей стайкой хлопотливо усаживаются на дороге.

Серые скромные жаворонки, взлетев впереди нас, гоняются друг за дружкой.

Пуночки! Они совершенно нас не боятся и, подпустив совсем близко, с мелодичными трелями отлетают в сторонку, садятся на снег и ждут, пока мы пройдём.

А в сыром придорожном ельнике, где запутались клочки утреннего тумана, звенит трель рябчика-петушка.

Идём, сняв шапки. Пусть весеннее солнце печёт наши затылки!

Машинам по этой дороге уже не пройти, и редкие путники бредут по своим делам от деревни к деревне, полагаясь больше на свои ноги. Иногда попадается лошадь, которая, оскальзываясь, тянет сани, наверное, последние в этом году.

Каждый встречный считает своим долгом сказать нам что-нибудь. Одни – приветливо и весело: «А глухари-то уже заиграли! Шагайте, шагайте, охотнички!» Другие – насмешливо или с ехидцей: «Ну, конец тетерям! Всё равно ничего не поймают!»

Иной раз среди замечаний о больших рюкзаках и плохой дороге, о «метких» стрелках и «бедном» зайце вдруг скользнёт вопросительно-требовательное: «Не за волками ли, милые?»

Весну нынче ждали долго. Вот вроде уже близко она – снега сошли, а потом снова заморозило. Теперь разлива не жди. Вдруг, когда уже объявили сроки охоты, повсюду снега навалило в колено, но, слава Богу, перенесли сроки на неделю позже. И правильно, ведь мы теперь попадаем в самый разлив! А от друзей охотников из Покрова́ радостные известия – жаворонки прилетели, чибисы, на Клязьме появились кряковые и гоголи. Грядёт охота! Весенняя охота! И вот последние известия от друзей – Клязьма вылилась на луга и поднимается.

Самый конец апреля. До Первомая – пять дней. Теплынь! Наш «жигулёнок», по самую крышу забитый рюкзаками, сапогами, ружьями и нами с собакой, мчится по Владимирке, Горьковскому шоссе. Чем дальше от Москвы, тем радостней на душе. Ведь уже этим вечером мы будем на тяге.

…Вечернее, сумеречное время, когда уходит день, когда дрозды на вершинках елей и берёз один за другим «как нехотя своё доканчивают пенье», когда в кустах у самой земли зарянка вдруг разольётся звонкой трелью. Замерев на краю поляны, ты ждёшь, когда на угасающем закатном небе появится силуэт летящего, словно гигантская бабочка, вальдшнепа, таинственного лесного кулика.

Всё реже высвисты дроздов. Около уха зундит первый комар. Вот ухнул справа выстрел! Один! Значит, есть первый трофей. Потом ещё – слева, дуплетом! Ну, это, как говорится пятьдесят на пятьдесят. То ли есть добыча, то ли нет.

Вот и я слышу какой-то влажный, басовитый, даже вкрадчивый звук: «Уаак! Уаак! Уаак-уааррак!» Это он!

Вальдшнеп летит, словно плывёт на распушённых крыльях вдоль опушки, над самыми вершинками деревьев. Ружьё у плеча! Выстрел! Вот и первая добыча в эту весну!

Лес стихает. Переговариваются охотники, собираясь к дому. Совсем стемнело. На угасающем небе сверкает Венера и первые звёзды. В голых ещё берёзовых ветвях повис тонюсенький серпик только что родившейся Луны.

Помогая себе лучом фонарика, мы бредём к железнодорожной насыпи по просеке, залитой талой водой. Перед самой насыпью, подняв до отказа высокие бродневые сапоги, перебредаем речку. Теперь, в темноте она кажется куда как глубже, чем когда мы её переходили посветлу. Со свистком, словно приветствуя припозднившихся охотников, проходит электричка из Петушков и на короткое время своими яркими окнами освещает нашу тропинку. В ночной тишине слышится весенний хор лягушек, а из высокого звёздного неба – томящее душу охотника кагаканье гусиной стаи, идущей на север.

Дом. Ужин. Недолгое застолье. Короткий сон. В три ночи – подъём. Наш хозяин уже рассадил подсадных уток по корзинкам и поторапливает нас.

Поёживаясь от предутреннего холода и недосыпа, упираясь в темноте в спины друг друга, мы топаем узким деревенским проулком к берегу разлива. Аккуратно рассаживаемся в лодчонке. Не дай Бог перевернуться! В корзинках копошатся и покрякивают наши уточки-помощницы.

Чёрная вода под чёрным звёздным небом. Редкие огни недалёкого посёлка посверкивают на волне, поднятой веслом. Тишина! Ни грохота поезда, ни урчания автомобильного мотора! Только скрип уключин, да редкий всплеск весла.

Но что-то вдруг меняется в окружающем нас мире. Проступают очертания кустов, наполовину залитых полой водой, копной сена проявился шалаш. Словно приветствуя нас, пискнула какая-то пичуга! Светает!