нас меньше чем за минуту, но держится моего темпа.

Наконец вижу вход в неосвещенный тупик меж домами. Там мы и останавливаемся, еле дыша. Руки упираются в колени, и я чувствую, как с меня градом льет пот.

– Что дальше? – севшим голосом интересуется Джей Пи.

Вдруг Зверь делает странное заявление:

– Следопыт знает Ма. Он просил найти тебя. Тогда Ма отправила Зверя.

Я припоминаю наш последний разговор в ванной у Вертекса.

– Так кто велел меня убить? Он или Ма?

– Ему ты нужна живой. Он пойдет за тобой, чтобы найти всех детей. Но Ма велела Зверю убить Санду.

Напряженно думаю о расстановке фигур. Против меня двое: мой бывший босс и это лицо закона и порядка. У них разные интересы, но все связаны со мной.

– Получается… этот Ионеску… просил дилера «Туннеля» о помощи? – уточняю я, едва веря в такое.

Следует отстраненный кивок, Зверь недвижно смотрит сквозь меня, походя на жуткое привидение. Его глаза и кожа точно испускают излучение.

Цель следователя – найти детей и наказать злодея. Цель Ма – убрать соскочившего дилера, который где-то наследил. Получив заказ на меня от Ионеску, она начала двойную игру. Босс ожидала, что Зверь уберет меня, но он сорвался с цепи, устроил беспорядок и привел по своим следам Ионеску. Сама она затаилась и ждет, чтобы вмешаться в выигрышный для нее момент.

Если что-то понимаю я, это понимает и Шимицу. Мы с ней всегда находились в странной корреляции выводов, к которым приходили поодиночке.

– Так что за план? – начинает действовать на нервы Джокер.

Ему никто не отвечает. Надо понять, как поступить, чтобы не потащить за собой всю полицейскую свору. И еще Вертекс… Господи, хоть бы он сбежал к чертям. Я невольно задумываюсь о том, что услышала от следователя. Надо признать, что мы никогда не рассказывали друг другу правду о себе до недавнего времени. Я не знала, что он из России и живет здесь нелегально. У него, видно, тоже были причины не возвращаться домой. «Туннель» выбирают, когда идти совсем некуда.

– А вообще прикольно вышло. Ионеску этот не дурак, но… странный, не находите? Нормальный следователь разве будет вести торги с преступником?

– Какой нормальный следователь вообще пойдет к нашему дилеру, чтобы найти преступника? – перебиваю его я. – Он сам, судя по всему, повязан с нами по рукам и ногам. Зверь… что ты знаешь об этом Ионеску? Откуда он в курсе про твою Ма?

Зверь возвращается из транса.

– Они давно знакомы. Зверь… я… мы помогали Следопыту. Он просил находить то, что потеряно. И Ма отпускала Зверя по его подсказкам. – Он вдруг едва заметно улыбается, что не вяжется с его рассказом. – Следопыт не любит причинять боль, он не как Ма. Но готов на все ради цели. Следопыт… много говорил с Ма, и они часто спорили. На самом деле… он ненавидит Ма. Я чувствую это. Но раньше она была ему нужна. Когда Следопыт рядом… – Зверь вдруг понижает голос, – я слышу его мысли. Он думал о тебе, Санда. Ему жаль тебя. Ваши пути сойдутся снова. Это как… замыкающийся круг. Я вижу это. Сейчас. Там, где ты стоишь.

– Он видит… что? – недоверчиво блеет Джокер, пугливо вглядываясь в его лицо. – У него же нет зрения…

Вся история напоминает закручивающуюся спираль, и мы уже отсюда поодиночке не выберемся.

За грубой физиологией Зверя размещен какой-то очень тонкий механизм. Его слова идут резьбой по воздуху вокруг нас и повисают, как нечто материальное. Он чувствует то, что между людьми. Их мысли. Причинно-следственные связи. Это больше, чем нюх.

– Санде надо бояться Следопыта, – тихо произносит Зверь. – Он ищет иначе, чем я. Он не чувствует, но знает. И сам не понимает, что хочет с тобой сделать. Но ты для него – ключ.

Непроизвольно провожу ладонью по его скулам, мне хочется как-то его отблагодарить, но я не умею быть благодарной. Каждое мое действие ощущается как ненужная взятка.

– Ты сказал, что придешь за мной.

Кивок. И это значит, что машина Вертекса должна быть всмятку.

– Ты… предчувствовал, что нас перехватит Ионеску?

– Зверь знал.

– Ты знал.

– Я знал, – покорно повторяет за мной он.

В эти моменты он напоминает слабоумного. Внезапно меня накрывает отчаяние, такое неуместное во всей ситуации, о том, что ему никогда не вернуть целостность личности и рассудка. Он просто… заточенный кристалл, ловящий сигналы из людских душ. Все остальное стерто, чтобы обнажилось это прекрасное, чувствительное нечто. Меня берет очередной приступ ненависти к Шимицу.

Так хочется повторить с ней трюк «руки на горло». Только в этот раз не отпускать до конца.

– Ребят, я прерву ваше интимное молчание, но мы по-прежнему торчим в зассанном тупике, и это не клиника.

– Ты слышал, что сказал Новак? – поворачиваюсь я к Джей Пи. – Ты умрешь там.

– Не умру, – поводит он костлявым плечом. – С собой я как-нибудь разберусь. И ты мне не мать. Так что заткнись и вези меня в Вальденбрух.

Проглатываю это, потому что Джей Пи абсолютно прав. Я ему не мать. Его предупредили, и, если он так хочет поехать, никто не должен его останавливать.

– Тем более я тебе пригожусь. Классно ты придумала с заложником, я аж офигел сначала, а потом подумал – гениально! Меня же все ищут, и пока я с вами – не тронут, – он хлопает меня по плечу с дурацким смехом. – Ты, блин, так серьезно с этим ножом давила, я реально купился, будто ты меня порежешь, если они нас не выпустят.

Он натыкается на мой угрюмый взгляд, и, похоже, до него доходит, что тогда в клубе я вообще-то не шутила. Но это ему лучше обдумать наедине с собой. Раз он идет с нами, я при необходимости повторю все снова. Правда, не знаю, как далеко придется зайти.

– Мы поспим где-нибудь на полпути в клинику. В Берлине оставаться нельзя, – наконец решаю я. – Идем за машиной. Мне нужно будет забрать ее кое у кого.

Осторожно выбираемся и движемся по неосвещенной стороне улицы в сторону парковки на Курт-Шумахер-Дамм. Один из автодилеров держит здесь краденые машины с подложными номерами. Спрашивать его, правда, я не собиралась. Когда они хватятся, мы будем уже далеко.

Мариус

Полетаев сидел перед ними, зарыв маникюр в растрепавшийся ирокез. Косметика растеклась по лицу, и он был чумазым, но мерцающим. Сейчас Александр глядел в пол и молчал. Лука поймал его, когда тот удирал через главный вход, и приковал к себе наручниками. Затем он нашел Мариуса на тротуаре и привел в чувство.

Санда его обокрала.